Он пришёл через некоторое время, – дверь в помещение открылась, с тихим шелестом автоматически отъезжая прочь и вместе с вошедшим впуская остывший воздух пустыни. Здесь, на этой небольшой базе, где Кастерн хранил медицинские принадлежности и оружие, он не появлялся давно, не приехал бы и на этот раз, но состояние пленника заставляло быть предусмотрительнее. Инве раз за разом оказывалась благосклонна к охотнику за головами, не бросала из крайности в крайность, вынуждая останавливаться в местах, подобных этому, о которых не знал никто, кроме него самого. Даже сейчас: здесь он остановился просто потому что нужно было взять паузу перед тем, как отправиться на корабль. Кастерн знал: он должен быть хорошо подготовлен, прежде чем покажет Мэтиана своей команде – им не стоит знать, насколько важен пойманный, насколько Фогарта в нём заинтересован и зачем вообще он ему нужен. Им нельзя знать о том, что произошло, также как и о серьёзности ранения их главного. Это всё могло внести разлад в ряды этих падальщиков, готовых на любую подлость и предательство ради собственной выгоды. Кастерн не мог им доверять. Он даже не был уверен, что с Инве улетят в полном составе: за эти пару суток его могли продать и предать тысячу раз, сделав выбор в пользу какой-нибудь вшивой пиратской команды, приносящей сомнительный доход сомнительными способами. Как бы то ни было, ему нужны были совсем другие люди, такие, которым он сможет отдавать соизмеримые со своими планами приказы.
Спустившись по ступеням и оказавшись в помещении, блондин подошёл к металлическому столу у противоположной от кровати стены. Опустил на него кейс с винтовкой, положил рядом кое-какие вещи, захваченные из ховера. Достал из-под куртки пистолет, проверил, положил его на металлическую поверхность рядом с кейсом, затем отошёл к соседнему столу, в ящиках которого находились медицинские принадлежности и лекарства, привезенные с системы Эльтареля. Подготовил бинты, всё необходимое для капельниц, кровоостанавливающие и улучшающие регенерацию медикаменты. Когда пленник позади него заговорил, Кастерн не обернулся. Смотрел вниз, на ампулы на столе, на шприцы, иголки и на свои татуированные руки. Собственное имя, произнесенное тем, перед кем Фогарта не представлялся, кто вообще не должен был его знать, звучало чуждо, непривычно и противоестественно, ощущалось так, как будто с него в мгновение содрали непроницаемую маску неизвестности. На губах острым изломом расцвела усмешка. Злая, не сулящая ничего хорошего.
– Кастерн, значит? – С щелчком убрав тонкую иголку в устройство автоматического шприца, отправил пустую ампулу в систему утилизации медицинских отходов. – А ты хорошо осведомлён.
Отрицать это было бессмысленно. В голос прокрались металлические ноты. Положив подготовленный шприц с кровоостанавливающим препаратом на стол, Кастерн развернулся к лежащему на кровати, останавливая на нем взгляд. Привалился к краю стола.
– Что ж, будем знакомы, Мэтиан.
Как зовут человека с белыми волосами, идущего по следам пиратов, преступников и всех тех, кто когда-то кому-то перешел дорогу, знали единицы. Многие из таких осведомленных давно кормили червей. На Инве таких людей было всего несколько, двое из которых его давние враги. И как он не учёл...
С кем-то из этих двоих Мэтиан был связан настолько, что смог получить информацию подобного уровня. Информацию, которая, помимо прочего, могла стоить ему жизни: позволить своей цели знать, как зовут того, кто её в конечном счёте убьёт, Кастерн не мог. Слишком рискованно и слишком бессмысленно – жертве не за чем знать, какой хищник перегрызет ей хребет. Но кто-то предоставил ему сведения о белоголовом охотнике за головами. И кому-то на Инве стало известно, кто именно идет по следу Ришлейда, от чьей руки от может погибнуть. Мэтиана могли пытаться предупредить, теперь могли искать, могли вообще использовать в качестве приманки, на которую Фогарта благополучно клюнул. Смотря на лежащего на кровати, Кастерн снова испытывал то странное чувство предопределенности, когда независимо от целей, желаний и действий, всё решено заранее. И решили не они – решать не им. Они просто сошлись в этой точке, столкнулись на стыке противодействующих взглядов и целей, чтобы дальнейший путь продолжил кто-то один.
Отойдя от стола, блондин подошёл к кровати, плавно опустился рядом на корточки, оказываясь с Мэтианом на одном уровне. Смотря на него прямым, немигающим взглядом вискарных глаз, на самом дне которых можно было найти сожаление достойное хищника, привыкшего к необходимому насилию, которое оставлял за собой.
– Конечно, скажешь, – спокойный голос, бархатистый, легко поддающийся смене интонаций, ледяным шёлком опустился в пространстве между ними. Фогарта не был зол, не было и ярости: всё выжгло дотла за эти минувшие сутки, остались – он хотел так считать – только хладнокровие и расчетливость. Только ещё один шаг, чтобы оказаться ближе к поставленной цели. – Да, Мэтиан, мы не встретились бы без этого.
У него, бывшего военного и разведчика, человека, привыкшего просчитывать на несколько ходов вперед, сопоставлять и анализировать, всегда было с десяток возможных вариантов развития событий. Изначальный план при необходимости легко заменялся другим, но были пункты, к выполнению обязательные. И сейчас – Кастерн знал – Мэтиан спрашивал именно об этом.
«Такой ещё не написан, Мэтт. Твоя конечная точка – это смерть от пули после пыток и безымянная могила, может быть, даже здесь, среди инвийских песков». В их случае по-другому быть не могло. Третьего не дано. Тот, кто был необходим, теперь оказался перед Фогартой: протянуть руку, сломать до конца, причинить необходимое количество боли, допросить правильными словами, заставить обо всем рассказать, назвать имена, места, пароли и даты. И закончить на этом.
Он не ответил. Поднял руку, запуская татуированные пальцы в чужие волосы, вымокшие и слипшиеся от крови. Провел по ним ото лба назад, спустился до границы фиксирующей травмированную шею ткани. Легко, не причиняя боли, сжал пряди в кулаке. Это движение сполна можно было назвать осторожным, аккуратным, не соизмеримым с той болью, которую Кастерн был способен причинить. Которую должен был причинить.
Смотря на Мэтиана сейчас он с особой отчётливостью понимал, что его желание увидеть Ришлейда сломанным, раненым, с самообладанием, погребенным под тоннами боли и насилия, оказалось слишком буквальным, слишком подетально реализованным. Это была та цена, которую он хотел получить за те сведения, которые Ришлейд у него украл, за то, что смог обойти и обыграть его тогда, год назад, в конце концов, за тот выстрел в упор на кухне из его собственного пистолета. Кастерн хотел спросить себя: «Доволен?» – при таком раскладе он должен был быть удовлетворен сполна, но какая-то часть внутри отрицала, упорно не соглашаюсь и мучительно болела от того, что он видел перед собой. Эта глухая, смутная боль внутри – она поселилась, когда Кастерн собственнолично отдал Мэтиана роботизированным убийцам, когда наблюдал, как ему ломали руку и собирались изнасиловать, предварительно заставив захлёбываться кровью и болью – он давно не чувствовал её. Он считал, что больше никогда к этому не вернётся, но Мэтиан, фантомно, неуловимо, до пугающего похожий, напоминал ему человека из прошлого, которому Кастерн никогда бы и ни за что не причинил боль.
– В том сценарии, – он, словно задумавшись, пропустил чужие пряди через пальцы, – в котором ты расскажешь всё, как есть, и не станешь врать. В том, где я смогу тебе поверить.
Он не знал, насколько он ошибался и насколько был прав. Для него этот сценарий, спланированный задолго до их встречи, был ясен и незыблем, ничего лишнего, всё по жестоким законам криминала, не допускающим исключений и слабостей. Кастерн мог бы допросить Мэтиана сейчас, когда тот потерял всякую опору и все свои ориентиры. Когда боль и скорая смерть маячили рядом уже которые сутки. Он мог бы закончить всё здесь. Поднять Мэтиана с кровати так, как привык – грубо и без возможности освободиться – вытащить наверх, бросить на песок среди абсолютной темноты, приставить холодное дуло к затылку и заставить говорить. Это был единственно-верный сценарий, единственное развитие, которое Фогарта мог бы признать. Но он не стал. Молча отпустил, убирая от Ришлейда руку, и поднялся, возвращаясь к столу, на котором лежало необходимое, чтобы привести Мэтиана в нормальное, более стабильное состояние. Взял ножницы для ткани, бинты, лекарства для капельницы. Снова подойдя к кровати, сначала поставил капельницу в предплечье правой руки Мэтиана: положил его руку себе на бедро, перетянул жгутом поверх локтя, привычным отточенным движением всунул тонкую иголку в хорошо доступную вену. Проверил, попал ли в вену, оттянув поршень назад. В прозрачной жидкости кроваво-красным заклубилась темная кровь. Прижав иглу в вене сверху пальцами, отсоединил шприц, затем зафиксировал бинтом. Присоединил капельницу и открыл её.
– Тебя нужно перевязать, – констатировал ровным, спокойным тоном, наткнувшись взглядом на тёмные пятна крови на чужой одежде и светлых простынях. – Для этого мне придётся тебя раздеть.
Вряд ли Мэтиан будет в восторге от подобной перспективы, но другого выхода у блондина не было. Оставить Ришлейда в том состоянии, в котором он находился, Кастерн не собирался – в противном случае он мог вообще не получить от него ответов. Взяв ножницы для ткани, Фогарта распорол плотную ткань чужой куртки от локтей до плеч и находящуюся под ней майку. Каждое действие было отточенным, с применением силы, где необходимо, и равнодушным, с каким действуют привыкшие оказывать медицинскую помощь люди. Снял верхнюю одежду с Мэтиана, бросил на пол рядом с кроватью. На какое-то мгновение, смотря из-под упавших на лицо прядей, остановил на нём взгляд. Теперь видел перед собой не через снайперский прицел, в перекрестии меток, а рядом, настолько близко, что мог рассмотреть каждый вдох, каждый шрам, каждую ссадину и каждый след, оставшийся от того безжалостного избиения наёмником в номере мотеля. Заставил себя отвести взгляд. Убрал светлые пряди от лица, привычным движением заправляя за ухо. Поддел татуированными пальцами ремень в пряжке чужих брюк, с металлическим лязгом расстегивая. Следом расстегнул молнию и, взяв по обеим сторонам за пояс, стянул брюки вниз, обнажая раненое бедро. Тонкий, наполненный кровью след от ножевого на первый взгляд казался не слишком глубоким, но травмы от бритвенно-острого лезвия, которым воспользовался наёмник, всегда приводили к ощутимой потери крови.

Подпись автора

das Monster // av by Auvren Taegan 🖤

« You are my victim, I'll eat your soul
Your pain is my pleasure‚ darkness is my
home »
♪ Hocico – Dark Sunday

Руки быстро стали красными от крови, пока Кастерн затягивал жгут на чужом бедре выше места ранения – большей потери крови он не мог допустить, Мэтиан и так едва держался в сознании, а его состояние и не думало не только улучшаться, но хотя бы стабилизироваться. Пришлось прибегнуть к сильнодействующим препаратам, вкалывая в кровоток перед тем, как перевязывать, но даже они подействуют не скоро. Всё, что Фогарта сейчас мог сделать, это остановить кровотечение, перебинтовать, зафиксировать переломы, чтобы не стало ещё хуже, и добавить к седативным снотворное. Мэтиану нужно было отлежаться и желательно заснуть: надолго его, еле справляющегося с бессознательным и шоковым состоянием, не хватит. Действуя по алгоритмам оказания медицинской помощи, намертво вбитым в голову военным прошлым, Кастерн убеждал себя, что всё, что ему самому сейчас требовалось, – это пленник, в ближайшем будущем способный разговаривать и соображать, иначе последующих этапов он просто не вынесет, любое ранение и потеря крови станут для него фатальными. А это в планы блондина не входило. Он поднял глаза на Мэтиана, когда тот заговорил, останавливая на нём проницательный, прямой взгляд, в котором в равной степени можно было найти и сожаление, и холодную отстраненность, какая бывает у людей, слишком часто сталкивающихся с насилием, ужасами и смертями.
– Знаю, Мэтт, – голос прозвучал почти ласково, также правдоподобно, если бы Кастерн мог испытывать подобные эмоции. – Знаю. Но это пройдет.
Он почти не врал. Обезболивающее, добавленное к предыдущему быстродействующему, вколотому в номере мотеля, ещё не начало действовать в полной мере и будет способно подавить боль только через несколько десятков минут. И то не до конца, это были не самые сильные медикаменты. Применять синтетические наркотические анальгетики Кастерн пока не видел необходимости, они должны были оставаться последним вариантом, если перестанет помогать всё остальное. Оставаясь рядом с Мэтианом, достал бинты. Прежде чем бинтовать, стёр с его уже лишенного одежды бедра запекшуюся кровь, сверху к ране прижал кровоостанавливающую ткань. Не мог избавиться от ощущения, что всё это – все слова, вся помощь и защита, которую предоставил, – потрясающе лживая картина, возведенная в абсолют ради собственных целей. Он предпочел солгать. Предпочел дать Мэтиану то, чего ему сейчас катастрофически не хватало: гарантию хоть какой-то безопасности и отсроченный момент смерти, а вместе с ней и той боли, которая была неизбежна.
– Да, будешь, – коротко отозвался, накладывая поверх тугие слои бинта, один за одним, вплотную подгоняя друг к другу. – Мой хирург. Он тебя заштопает. Будешь, как новый.
Едва заметно беззлобно усмехнулся. На «Кэйваторне» находился врач, способный привести в порядок и роботизированные конечности, но вот о прежней силе придётся забыть. Кастерн планировал привести Мэтиана в нормальное, более-менее здоровое состояние, прежде чем они с ним снова вернуться к тому, зачем встретились. Он разумеется допускал, что у Ришлейда в таком случае в распоряжении окажется время, чтобы всё обдумать, осознать, попытаться сбежать или придумать план, как это сделать. Возможно даже, попытаться устранить Кастерна. Такие, как он, просто так не сдаются. И встреча с роботизированными убийцами, которую Фогарта был вынужден ему организовать, лишнее тому подтверждение. Кастерн понимал это с того самого момента, когда получил информацию, что необходимые ему сведения оказались у одного-единственного человека. У того, кто по сути, налёт на «Далуэн» и организовал. И с таким следовало обращаться соответствующе. Никаких исключений. Нельзя терять голову только от того, что Мэтиан до больного напоминал ему бывшего. Кастерн не мог позволить себе подобную слабость, не мог поддаться, но чувствовал, что самообладание идет трещинами, распадается осколками, выпуская на свободу всё то, что он методично и старательно уничтожал внутри себя на протяжении вот уже четырёх лет.
Столкнувшись с Мэтианом лицом к лицу, увидев его в жизни, Фогарта и предположить не мог, что та призрачная, едва ощутимая догадка, мелькнувшая, когда он получил в распоряжение фотографию с разыскиваемым и увидел его лицо, обернётся столь жестокой насмешкой судьбы. Кастерн не мог сказать наверняка, что именно в них было похоже, но смотря на Мэтиана, на его мимику, на взгляд, движения и жесты, не мог отделаться от ощущения, что видит другого. Что упрямо натыкается на что-то, не всегда, но неуловимо похожее. За этот непродолжительный промежуток, когда они снова столкнулись, Кастерн уже чувствовал, как острыми жгучими шипами прорастает внутри изуродованное, но не убитое чувство. Фатально и самоубийственно. Это было сродни катастрофе. Теперь он понимал, почему не убил прям там же, на кухне, когда Мэтиан оказал сопротивление, почему, оказавшись в номере, превратил второго наёмника в кровавое месиво и почему не вытащил Мэтиана сейчас, когда оказались на базе, наверх, чтобы допросить в идеально подходящий для допроса момент.
С этим нужно было что-то делать. Разобраться раз и навсегда, поставив точку там, где могло оказаться многоточие. Довести начатое до конца, получить сведения, а потом уничтожить. Закопать, наплевав на собственные чувства. Для Кастерна это не было чем-то новым и сложным, но впервые – настолько личным. Он думал об этом всем, пока завязывал концы бинта, пока обрабатывал разошедшийся шов на чужом боку и бинтовал тело, останавливая кровь. Но на этом нельзя было зацикливаться.
Вернувшись к металлическому столу, нашел сигареты, прикурил, выпуская режущий по глазам дым углом рта. Задержался на пару мгновений, собираясь с мыслями. Затем нашёл необходимые приспособления для фиксации переломов и вернулся к кровати. Предварительно просканировал перелом. Выдало, что без смещения. Уже лучше, потребуется меньше времени на восстановление. Зафиксировал: всю ладонь, от костяшек, и до локтя стянуло «гипсом», способным менять свою форму, подстраиваясь под конечность и площадь перелома, которую необходимо зафиксировать. Следом развязал ткань, стягивающую Мэтиану шею. Разбинтовал. Нужно было заново останавливать кровь, менять пропитавшийся ею бинт и фиксировать, но уже предназначенной для этого шиной-воротником. Пришлось фиксировать и левую руку, прибинтовывая её к телу, чтобы избежать дополнительных повреждений, которые Мэтиан мог нанести сам себе.
– Ну и разукрасил тебя ублюдок, – закончив с роботизированной, теперь уже бесполезной рукой и окинув взглядом лицо Мэтиана, хмыкнул блондин. Тонкий порез по щеке, разбитая бровь, кровоподтеки и ссадины. Весь внешний вид пленника оставлял желать лучшего, но Кастерн продолжал убеждать себя, что, смотря на всё содеянное, не чувствует ровным счетом ничего. – Тоже надо обработать.
Сунув сигарету себе в зубы и переместив её в угол рта, взял кусок ткани, сложил напополам, выплеснул на него дезинфицирующий и кровоостанавливающий раствор. Сначала обработал бровь, по мере возможности стараясь не причинять дополнительной боли, затем – порез на щеке и ссадины на верхней скуле. После заклеил. Этой же тканью стёр кровь с чужих губ, ловя себя на мысли, что таким, без кровавых следов и пятен, перечеркивающих лицо, Мэтиан выглядит гораздо красивее. И всё равно: слишком бледный, слишком обессиленный, потерянный и доведенный до края. Бросив ставшую красной ткань в ёмкость с водой, Кастерн зажал сигаретный фильтр между пальцев. Затянувшись, вынул изо рта и стряхнул нагоревший пепел туда же, в красную воду. Перевёл взгляд на капельницу – она ещё не закончилась. Поднялся, взял шприц со снотворным и вколол в ёмкость капельницы, выпуская лекарство.
– До завтра.
Переведя взгляд на Мэтиана, подмигнул ему. Отошёл от кровати, разбирая шприц, и отправил его в утилизацию. Сигарета закончилась через несколько минут – время, достаточное, чтобы Мэтиан заснул. Обратно Кастерн вернулся уже с наручниками, снять которые, не зная кода, не предоставлялось возможным. Он знал, что Ришлейд вряд ли успеет проснуться раньше нескольких часов и вряд ли даже будет пытаться выбраться, но всё же собственная безопасность оставалась в приоритете. Остановившись у кровати, позволил себе посмотреть на него дольше положенного, рассмотреть, выцепляя детали и черты симпатичного, словно умело выточенного лица. Отгоняя лишние мысли, откинул в сторону край одеяла, которым Мэтиан был накрыт, и застегнул одну часть наручника на лодыжке, другую – на стальной перекладине привинченной к полу кровати. Не выбраться, как ни пытайся. Сам лёг рядом, на расстеленный на полу тонкий матрас. Под голову, поверх руки, запихнул свою сложенную в пару раз кожаную куртку, натянул на себя тонкий шерстяной плед. Бросил взгляд на запястье. На электронных часах коммуникатора значилось полчетвертого утра. Закрыл глаза. Несмотря на выпитые таблетки начинало возвращаться хреновое самочувствие, но в бессознательное состояние Кастерн провалился гораздо раньше, нежели сполна прочувствовал последствия полученной травмы.

Подпись автора

das Monster // av by Auvren Taegan 🖤

« You are my victim, I'll eat your soul
Your pain is my pleasure‚ darkness is my
home »
♪ Hocico – Dark Sunday

Из тяжёлого, удушающего сна, больше напоминающего отключку или бред, Кастерн вынырнул в бесцветное утро среди стен временной базы. Если судить по электронным часам коммуникатора, время приближалось к полудню. По полу тянуло сквозняком – долбанная так и не отрегулированная система вентиляции – надо было перенастроить её перед тем, как ложиться на полу, но Кастерну тогда было банально на это наплевать. Самочувствие спустя несколько часов бессознательного состояния оставляло желать лучшего. В глотку словно натолкали битого стекла, а любой звук слышался как через толщу воды. Каждый вдох давался с трудом, горло и грудную клетку словно передавливала чья-то огромная лапа. Шкалило сердцебиение, отдаваясь в висках. Это было совсем не то состояние, в котором Кастерн планировал очнуться, но огнестрел в упор и последующая операция без наркоза давали о себе знать. Блондин поморщился, заставил себя пошевелиться и с трудом смог лечь навзничь, понимая, что сил нихрена нет. Как тогда, после операции, в коттедже у Сатто. Дерьмовый сценарий, по которому организм сейчас решил пойти. Перевернувшись на другой бок, лицом к кровати, блондин выхватил взглядом чужую руку с парой капельниц в запястье, оставленных на очень медленном режиме. Самого Мэтиана отсюда видно не было. Очертания предметов мебели перед глазами раздваивались, плыли и множились, не желая соединяться в единую картинку.
– Пиздец, – выдохнул Фогарта, утыкаясь лбом в жесткий матрас. Оперевшись ладонью и подобрав под себя колено, попытался хотя бы сесть, но даже из такого положения это оказалось почти непосильной задачей. – Блять.
Закрыл глаза, оставшись в том положении, в котором находился. Мутило. Вся база покачивалась на огромных плавных волнах, словно застряли они не в пустыне, под метрами песка, а на корабле среди бескрайних объёмов воды. Хуже не придумаешь. В таком состоянии следовало отлежаться, дать организму прийти в себя и свыкнуться с мыслью, что несколькими часами ранее после перелома в него запихнули фиксирующий имплант, но позволить себе подобного Кастерн не мог. С каждой упущенной минутой, с каждым часом, время норовило всё больше играть против них. На место убийства двух роботизированных ублюдков уже наверняка слетелись копы, возможно, подтянулись и другие представители охраны правопорядка, учуявшие в произошедшем не совсем стандартный случай. И хотя Кастерн действовал аккуратно и максимально осторожно, оставив минимум улик и уж тем более зацепок, это не исключало случайностей. Рано или поздно копы могут найти след, а если им очень повезёт, то и найти эту базу и хорошо, если Фогарты с Мэтианом здесь уже не окажется. Вероятность попасться была минимальной и всё же была, а Кастерн привык брать во внимание любые расчеты. Не исключал он и появления новых лиц, желающих заполучить Мэтиана себе.
Он не помнил, как заставил себя сесть, просто в какой-то момент осознал себя в вертикальном положении с подобранными и перекрещенными в лодыжках ногами. В голове надсадно звенело, а в висках до боли бился пульс. Заправив мешающие пряди за ухо, Кастерн выудил из кармана лежащей рядом куртки сигареты. Как будто они смогут помочь стабилизировать состояние. Долбанная привычка. Крепкий фильтр между пальцев, сухой щелчок колёсика зажигалки, никотиновая горечь и жар, проползшие с медленным вдохом в трахею, – всё ощущалось слишком отчётливо и остро, как будто Фогарта закинулся какой-то химической дрянью. Может, так и было. Чёртовы таблетки. Влияли гораздо больше, нежели Кастерну того хотелось.
Нужно было привести себя в порядок, хотя бы добраться до ванной, постараться очнуться под холодной водой. Проблеваться, может. С тем мерзким ощущением тошноты, поселившимся под ребрами, это было бы лучшим вариантом. Он бы закинулся таблетками повторно, но прошло слишком мало времени. И так уже почти приблизился к разрешенной суточной дозировке. От сигареты стало только хуже – Фогарта, не докурив даже до половины, бросил её в пепельницу на тумбочке.
В таком состоянии, как сейчас, подходить к пленнику было нельзя. Кастерн не знал наверняка, очнулся тот или нет, но позволить ему понять истинное состояние поймавшего и теперь держащего в плену – это всё равно, что дать в руки пистолет и разрешить стрелять. Показать слабость и утратить свою абсолютную, незыблемую для них двоих власть. Контроль над ситуацией. Контроль над Мэтианом: физический и моральный. Ришлейд не должен знать, что в этом коротком противостоянии, закончившемся для него двумя сломанными руками, травмированной шеей, ножевыми и приличной потерей крови, серьёзно пострадал не только он. Для него Кастерн должен был оставаться той смертоносной тенью, что напала на него в его собственной квартире, тем убийцей, что завалил при нём двух других, в конце концов, тем, перед кем он явил свою слабость и кому говорил о том, что всё расскажет. Это всё – всё случившееся – было той самой последовательностью обстоятельств, после которой шанс на самостоятельное спасение становится настолько минимальным, что уже не берётся во внимание. Той последовательностью, после которой можно спрашивать и делать с пленником, что угодно. Той, после которой начинают говорить. Но Кастерн не был бы собой, если бы рассматривал всё это завершением своего плана. Для него это было только началом.
Фогарта пришёл в себя чуть меньше, чем через полчаса, когда организм, напичканный лекарствами, более-менее справился с навалившимся на него отвратительным самочувствием, когда выносливость задвинула всё это на задний план. Он поднялся с пола, медленно, с плавностью хищника, подошёл к кровати. Взгляд задержался на чужом лице. Какая-то часть внутри надеялась, что фантомное сходство лишь наваждение, фантазия раскачанного на таблетках разума, но теперь – снова? – Кастерн понимал, что нет. Белое не станет чёрным, сколько в него ни всматривайся, сколько его не рассматривай и не отрицай. Мэтиан был похож. И сейчас Фогарта понимал это, гораздо отчётливее и яснее, до боли где-то внутри, чем тогда, несколькими часами ранее, пока стирал с чужого лица кровь.
Мэтиан не спал и очнулся, вероятно, даже раньше Фогарты. Оказавшись в его поле зрения, Кастерн сел на край кровати. В матрасе, провалившимся под его весом, глухо скрипнули пружины. С базы нужно было уходить. Они и так задержались слишком надолго.
– Твоё состояние более-менее стабилизировалось, – начал блондин. Собственный голос ему показался слишком хриплым и глухим. Сталь в тоне, впрочем, никуда не делась, всё также отдавала холодом. Тёмные глаза смотрели прямо, изучающе, словно в Мэтиане за эти несколько часов могло что-то измениться. – Так что, пора на корабль.
Слегка наклонившись вперёд, Кастерн взял чужую руку за запястье и, предварительно перекрыв, вынул капельницы. Поверх мест уколов пришлось забинтовать. Следом отстегнул наручники и поднялся с кровати, убирая их. Знал, что Мэтиан ни при каких условиях не сможет даже нормально пошевелиться или сесть на кровати. Это давало возможность спокойно собраться: кейс с винтовкой, пистолет, патроны, кое-какие вещи. Лекарства. Особенно те, в наличии которых на борту челнока Кастерн сомневался. Входная дверь, автоматически отъехавшая в сторону, впустила в прохладное помещение удушающий жар пустыни. Быстро намело песок, разбросав по полу. Его раскаленная пыль захрустела под подошвами сапог, когда блондин подошёл к дверному проёму. Сначала отнес в челнок вещи и оружие, потом уже вернулся за Мэтианом. Пришлось тащить его на себе, наплевав на собственное состояние. Другого варианта у них просто не было. Дверь базы закрылась, быстро засыпаемая песком. Исчезла, почти сровнявшись с окружающим пространством. Сюда они уже не вернутся.
Челнок, проступив из-под эссианской стелс-системы, возвышался неподвижным антрацитово-чёрным изваянием среди жгуче-золотого пространства. Не такой уж внушительный по сравнению с кораблем, которому он принадлежал, всё равно нёс в себе часть его стремительности и некую хищность, заложенную в прямых, острых линиях. Поднявшись по небольшой лестнице, Кастерн с пленником оказался внутри. Опустил Мэтиана на небольшой кожаный диван. Другой подходящей мебели здесь не было. Молча поднялся, отходя к кабине. Все системы были уже включены, многочисленные мониторы транслировали актуальную информацию. На одном из них, в паре часов полета отсюда, значилась конечная для челнока точка: космический корабль.

Подпись автора

das Monster // av by Auvren Taegan 🖤

« You are my victim, I'll eat your soul
Your pain is my pleasure‚ darkness is my
home »
♪ Hocico – Dark Sunday

Данные по системам челнока высвечивались холодным сдержанным светом, проступая во мраке его внутреннего тёмного пространства. Даже окна, и те впускали лишь приглушенные лучи палящих светил Центавры, оставляя помещение погруженным в сумерки. Царила прохлада, в то время как температура за бортом планомерно поднималась. Кастерн снял куртку, отправляя её на соседнее с местом пилота кресло. Сам остался в чёрной майке. Поправил воротник, убирая виднеющиеся бинты. Светить своими травмами – это последнее, что Фогарта планировал. Подключил пад к системам челнока, связался с кораблем. Ответили почти сразу, зная, насколько Кастерн не одобряет любые проволочки.
– Да, босс, – пилот. Блондину сейчас нужен был не он. – Слушаю.
– Медик где? – Кастерн сдержал раздражение в голосе. Только слегка нахмурился. Говорил же, что приоритетом должен отвечать долбанный врач, когда отсутствует почти вся команда и любому может потребоваться его квалифицированная помощь. – Свяжи с ним.
– Он у себя, – быстро отчитался пилот, загривком улавливая недовольство главного. – Сейчас.
Послышались гудки перенаправляемого вызова. Ответили также быстро. На голограмме высветился врач, в белом, выглаженном, идеально сидящем халате, на фоне собственной каюты. Сидел за столом, с кружкой какого-то эссианского напитка в руках. За его спиной в горизонтальном окне виднелось необъятное пространство инвийской пустыни, где «Кэйваторн» прозябал уже вторые сутки.
– Подготовь медицинский отсек, – приказал Фогарта, параллельно настраивая челнок. Вдаваться в излишние подробности не видел смысла. – Через пару часов я буду на месте. Не один.
– Травмы? – Быстро сообразил врач, понимая, что кого бы главный не собирался приволочь вместе с собой, вряд ли тот отделался парой царапин. Методы Фогарты иногда переходили границы дозволенного.
– Переломы обеих рук, – отозвался блондин, проматывая в голове полученные пленником травмы. – Левая, роботизированная, в локте, со смещением, правая – сломано запястье, без смещения. Пара ребер, без смещения. Травма шеи, предположительно вывих, но может, и перелом. Ножевые: правый бок, рука, лицо и бедро. Кровопотеря средней степени.
– Хорошо, понял.
Меж тонких бровей врача залегла небольшая морщинка. Задумался, что-то взвешивая.
– Способность? Есть?
– Нет, – в ответ собеседник кивнул, принимая к сведению. Вероятно, это было то, что он хотел услышать. На «Кэйваторне» единственным одаренным из команды был сам Фогарта, но даже это накладывало определенные сложности на проведение гемотрансфузии в пределах корабля. – Данные по нему перешлю. До связи.
Отключился, не дожидаясь ответа. У Кастерна имелись сведения о той же группе крови и её составляющих Мэтиана, которые он получил вместе с данными о моментах его биографии и возможных связных. Помимо этого имелись и данные о переломах, из недавнего сканирования. Отправив всё это врачу, Кастерн обернулся к заговорившему Ришлейду. Сигарет у него самого имелось не так много. Несколько штук, может. Достал зажигалку, повертел в татуированных пальцах, задумавшись на мгновение. Взвешивая. Мысли лезли о том, сколько вообще времени Мэтиан проведет в этом медицинском отсеке корабля, а потом в каюте, где его запрут. Неделю? Две? Месяц? Через сколько Кастерн получит то, зачем поймал его? Через сколько придётся решать? Решать что?
Блять. Он и так всё решил. И возвращаться к этому вопросу в его планы не входило.
Следом за зажигалкой в руках оказалась пачка сигарет, почти пустая. Кастерн достал одну из оставшихся, сунул фильтром в зубы, щелкнул зажигалкой. Затянулся, не спеша, раскуривая. Знал эту патологическую, разрушительную тягу забить лёгкие завесой дыма, настойчиво скребущую в мозгах, до сведенных нервов непреклонную и настойчивую, пока не заткнёшь никотиновой отравой. Всего лишь привычка. Но в данный момент Фогарту мутило даже от сигарет, вряд ли к ним он притронется в течение полета. Остановившись рядом с Мэтианом, вынул сигарету изо рта, протянул фильтром в чужие окровавленные губы, давая затянуться. Заставил себя отойти. На прозвучавший следом вопрос ответил не сразу. Вернулся к кабине – теперь их разделяло несколько метров – и опустился в кожаное кресло пилота, повернутое ко внутреннему пространству челнока. Кожаная ткань брюк скрипнула о кожу кресла, цвет в цвет, такую же чёрную. Откинулся на спинку, переводя взгляд на невольного собеседника. Закинул ногу на ногу, лодыжкой на колено.
Он мог ответить по-разному. Солгать, как умел, – убедительно и с доводами, вливая слова в чужую голову непреложной истиной, мог выплюнуть что-то едкое, вроде «тебя ебёт?», или вообще промолчать. Мэтиана и правда, из всех имеющихся у него на данный момент проблем, личные знакомства Кастерна должны были заботить в самую последнюю очередь. Но нет же, спрашивал, Кастерн бы даже сказал, нарывался. Ещё суток не прошло, ещё запах крови не выветрился, а продолжал забивать глотку, Ришлейд сам ею едва не блевал, а уже полез во всё это. В ответы. В личное. В криминальные знакомства Фогарты. То, за что, впрочем, убивают. Кастерн едва заметно прищурился. Он ему ещё своего имени не простил, не смирился с такой осведомленностью, а ему подавай чёртовых наёмников.
С несколько секунд блондин молча смотрел на Мэтиана, словно взвешивая, надо ли ему всё это знать. Хотя бы малую часть. Оценивая. Не слишком ли опрометчиво. Опрометчиво было подпускать второго ублюдка так близко, позволить увидеть себя, узнать и вести диалог при третьем, так и не потерявшем сознание, лице. Но не всё ли равно, если в конечном итоге парня ждала смерть? Что бы и кого бы Кастерн в нём не видел. Он решил всё задолго до того, как они встретились. Задолго, как он вообще про него узнал, и увидел, как он выглядит.
– Да, знал, – безэмоциональностью в голосе можно было вскрыть себе вены, настолько ощутимо и однозначно звучало. Для Кастерна это словно были обычные прохожие, случайные встречные, а не ублюдки, в которых он выпустил по пятидесятому калибру и даже бровью не повёл. – К сожалению.
Ему правда было жаль своего времени, потраченного на компанию этих роботов. Их взгляды и методы, несмотря на одинаковую изначальную ставку на безжалостность и жестокость, слишком различались. И всё же, какой-то период ему приходилось выносить их присутствие. Отрицать то, что они когда-то пересекались, было бессмысленно. Выражение лица наёмника, стоило ему натолкнуться на блондина, говорило само за себя. Они были знакомы, и не самым лучшим образом. Как знакомы конкуренты или враги, готовые перегрызть друг другу глотки. Обычное явление для мира, в котором они все выживали.
– Наверинские цепные псы, – взгляд Фогарты, направленный на собеседника, оставался абсолютно немым и непроницаемым, как стена. Вместе с диалогом этим, на словах, они вели второй, и Кастерн чувствовал, как, прожигая, оседает на нервах чужая дерзость, как возвращается решимость, прочная, как стальной хребет. Сталь Фогарте когда-то приходилось ломать. – Это были наёмники одного из местных авторитетов, посчитавшие, что улучшения тела им хоть что-то гарантируют. Что они от тебя хотели?
О, версию Мэтиана он бы выслушал. Он не был уверен, что именно Ришлейд смог запомнить из диалога в мотеле между Кастерном и наёмником, и запомнил ли вообще хоть что-то, но вот сказанное первым, насиловавшим его, должен был помнить яснее выжженного на коже клейма. Такое не забывается, ни через день, ни через месяц, ни через несколько лет. Захочет ли говорить – другой вопрос – но Кастерна это не волновало. Он привык получать ответы на свои вопросы, любыми способами. Сейчас он хотел понять, как именно Мэтиан видит столкновение с наёмниками. Обычные натасканные псы, пущенные по его следу, привязанные к чьей-то ноге, в отличие от того же Фогарты? По сути так и было. По сути.
Развернувшись в пол оборота к панели управления, Кастерн переключил челнок на автопилот. Загудели двигатели, поднимая транспорт над поверхностью песка. Линия горизонта, ослепительная даже через не пропускающие яркие лучи стекла, двинулась, покачнулась и поползла вниз, постепенно скрываясь за линией лобового стекла. Высоту челнок набрал быстро, постепенно переключаясь с вертикального полёта на горизонтальный. Скорость, выведенная на монитор среди остальной информации, поползла по цифрам вверх, останавливаясь на той отметке, когда в пути придётся провести два закономерных часа.

Подпись автора

das Monster // av by Auvren Taegan 🖤

« You are my victim, I'll eat your soul
Your pain is my pleasure‚ darkness is my
home »
♪ Hocico – Dark Sunday

Кожа кресла холодила открытые руки, устроенные локтями на подлокотниках. Кастерн не менял своего положения, продолжая смотреть на собеседника. Слушая чужую речь, параллельно думал о чём-то, может даже, решал что-то, – ход его мыслей выдавал только механический жест, с которым беловолосый то не до конца снимал перстень на безымянном пальце, то возвращал его на место.
– Многим же ты перешёл дорогу, – сухо, сдержанно констатировал, щуря вискарные глаза. Взгляд, цепкий, внимательный, эмоции не выражал, только отстраненно-холодно пробежал по лицу Мэтиана, задержался на сигаретном фильтре, зажатом в изгибе окровавленных разбитых губ. Перстень покинул своё место, повернулся на четверть по часовой стрелке, скользнул обратно. – Знаешь, что это за данные?
«Предполагаешь?»
Пираты, контрабандисты и подобные им преступники не часто задавались вопросами, что именно попало к ним в руки с очередным налётом. Значение имела выгода, нажива, которую они могли получить, растащив на части тот или иной корабль, даже если шли за чем-то конкретным. «Далуэн», напичканный наворованным богатством, уже отмытой наличкой и оружием, сполна мог обеспечить многим из участвующих в том налёте безбедное существование в ближайщие годы. Если с умом распорядиться, разумеется. Но была среди всего этого преступного великолепия и информационная, зашифрованная на носителях, часть. Если не обладать точнейшими, влиятельными и очень надежными источниками, то знать, что именно там находилось, было просто невозможно. Кастерн ставил на то, что Мэтиан даже не предполагал, что среди всех захваченных и спрятанных трофеев находилась информация особой важности. Информация, связанная с прошлым некоторых эссианских военных. Вряд ли Ришлейд даже предполагал, что тот наёмник, вломившийся в его номер, избивший почти до полусмерти и собирающийся в довершение изнасиловать, был связан с тем самым Далуэном, о котором двумя днями ранее интересовался Фогарта, впечатывая Мэтиана в поверхность стола и наставляя на затылок пистолет. Совпадение, если только. Кастерн и сам не предполагал, выходя на след Мэтиана, что по нему же принесёт и этих ублюдков, долбанных ручных шавок бывшего босса, чертовски злых и жадных до насилия. Что ж, свою роль, великодушно отведенную им Кастерном, они сыграли на отлично. Для Ришлейда роботизированные наёмники должны были оставаться очередными пришедшими по его душу людьми, жаждущими расправы, которым его незаконная деятельность когда-то встала костью в горле и не давала покоя вот уже продолжительное время. Сам Мэтиан – у Кастерна имелись сведения – не так давно вернулся на шахматное поле криминального мира, неудивительно, что желающих поквитаться с ним оказалось немало. И будут ещё, блондин был уверен. Целая очередь. Вот только расставить точки над i у них теперь уже вряд ли получится: встреча с Фогартой, кто бы ни был его целью, была дорогой в один конец. Понимал это и Мэтиан.
В глазах, контрастно очерченных чёрным, не отразилось ровным счётом ничего, когда Ришлейд заговорил об этом. Смотрели также проницательно, прямо, неотрывно. Кастерн только слегка склонил голову набок. Перстень, вернувшись на место, остановился. Фогарта отпустил его и устроил руки предплечьями на подлокотниках. Чужая усмешка на его лице нашла отражение в улыбке, тонкой и острой, как ледяное лезвие скальпеля.
– Зависит от тебя, Мэтт, – блондин почти не врал. Почти. Был также незыблемо искренен, как искренна его необходимость убивать. – Всё зависит от твоих слов и решений, которые ты примешь.
Участь, ожидающая Мэтиана, была также закономерна, как закономерна смерть при прыжке с большой высоты. Никто не спрашивает, разобьётся ли он, прыгая с крыши многоэтажки. Никто не спрашивает Кастерна, останется ли он жив, однажды перейдя ему дорогу.
Вопрос только в том, где это всё? Где эта грань, когда он решит, что пора отпустить?
– Я не стану тебя убивать, – ложь, ласковая, кристально неотличимая от правды, обёрнутая в бархатистый низкий тембр голоса, влилась в слова, – не вычислить, не распознать. – Если ты не дашь мне повода.
Законы криминального мира так не работали, и всё же, у каждого должен быть шанс. Даже если преступник, даже если конечная точка уже известна по крайней мере одному из них. У каждого должна быть надежда на спасение. Кастерн предполагал, прочувствовав прочный хребет под собственными клыками, – просто так Мэтиан не сдастся. Не имея возможности выбраться, обречённый, он не скажет назло, в ущерб себе. Как зверь, отгрызающий себе лапу, только чтобы выбраться из капкана. Похоронит себя своими же собственными руками, зато с гордо поднятой головой и надменным, ломающим всякое самообладание взглядом. Фогарта встречал таких. Доводилось. Редко и давно, когда ещё только вступил на военное поприще после Академии, но помнил каждого подетально. Они всегда оставляли острый привкус сожаления и где-то допущенной ошибки. Не оставь он Мэтиану путей к отступлению, рисковал потратить несколько дней, а то и недель в пыточных. Может, и стоило. Таких, в конце концов, было несравнимо приятно ломать.
– Договориться... – слова захрустели льдом, на нервах зашипела, прикипая, чужая едкая наглость, улыбка блондина стала чуть шире, превращая его в подобие древнего, языческого божества. Ничего человеческого. Только отрешенность и неотступно маячащая смерть. – Год ты хранил всё захваченное с корабля, целый год так, чтобы никто не нашёл. Ни следа, ни намёка, на тебя было непросто выйти. Ненужным вещам не уделяют столько внимания. Когда ты собирался этим всем воспользоваться?
В голосе проползла угроза, едва ощутимая, как скользнувшая и бесследно исчезнувшая тень. На откровенность Кастерн не рассчитывал, знал, что необходимые ответы в разговоре, подобному этому, не получить. Любое произнесённое пленником слово было риском для него же, могло запросто стать приговором, но всё же диалог планомерно сдвинулся к переговорам. От того полученного груза, ради чего Мэтиан когда-то рисковал своими людьми и своей жизнью, невозможно просто так отказаться. Законы криминального мира так не работали, и всё же. Кастерн собирался его выслушать, хотя верить наслово преступнику никогда бы не стал.

Подпись автора

das Monster // av by Auvren Taegan 🖤

« You are my victim, I'll eat your soul
Your pain is my pleasure‚ darkness is my
home »
♪ Hocico – Dark Sunday

Мэтиан был прав. И правильно делал, что не верил. После того, что произошло, никто бы не стал верить. Законы преступного мира были слишком хорошо известны им обоим, шансов после допущенной ошибки нет никаких. Попавшись, предав, пожадничав, посягнув на что-то чужое – за любое решение придётся расплачиваться. Всё имеет последствия. Любая упущенная из-под контроля деталь становится частью разрушительного механизма, именуемого противодействием. И если до этого Мэтиану удавалось балансировать на грани, уходя от последствий и от всех тех, кто хотел его смерти, то на этот раз его столкнуло с Кастерном. Привело по запутанной, прочерченной кровью дороге в ту точку, где они должны были встретиться. И Фогарта мог бы, на самом деле мог, не убивать его, вот только Мэтиан уже дал ему повод.
«Конечно знаешь, как это работает, – мысленно ухмыльнулся, снова наталкиваясь на ту странную предопределенность, словно точка невозврата оказалась пройдена ещё до того, как они оказались на временной базе, а может и раньше, ещё до встречи на кухне. – Но зачем тогда спрашиваешь?»
Чтобы смириться? Осознать? Это могло быть что угодно, Кастерн же воспользовался диалогом, чтобы заставить сомневаться. Не сейчас – сейчас уверенность в собственной смерти у Мэтиана была почти абсолютной – а потом, когда общество блондина сменится на общество врача, и окружать станут равнодушные вычищенные до блеска стены медицинского отсека корабля. Там у Ришлейда окажется много времени, чтобы подумать, оценить, взвесить и снова осознать, и вот тогда он вернется к тому разговору, что происходил между ними сейчас. Мимолетная надежда, крошечная вероятность выжить, уверенный тон самого Кастерна – всё окажет влияние, всё заставит взвешивать и сомневаться. И в конечном итоге, блондин рассчитывал, они смогут разговаривать должным образом, без излишнего насилия, и он получит ответы на свои вопросы. Ему, в конце концов, нужно было не так много.
Сигарета, отправленная в пепельницу, сломалась под чужими пальцами. Сизыми завихрениями пополз дым, исчезая в пространстве челнока, поступательно поглощаемый сложной системой вентиляции. Кастерн молчал, наблюдал только, как никотин покидает чужие лёгкие через изгиб губ. На них не то усмешка, не то отражение боли. Слишком обреченно и тяжело. Слишком оседало на нервах, вызывая желание отвернуться. Слова вязли в мерном гуле двигателей, в паузах и незримой непроницаемой стене между ними двумя. Никакой эмпатии. Всё оставалось так, как и должно было остаться. Кастерн себе не изменял.
– Ясно, – сощурился блондин, улыбка с его лица уже исчезла, вернув строгое, непроницаемое выражение. – Значит, собирался выждать, когда всё уляжется.
Хорошая, проверенная и самая эффективная тактика. Если заказчиков не было, то груз мог отлеживаться хоть несколько лет, тем более, если его основу составляло всегда находящееся в ходу оружие, на него всегда был спрос. После Мэтиан мог обменять, перепродать и толкнуть награбленное с Далуэна кому угодно. И желающих заполучить холёное, почти что новое оружие окажется немало, Кастерн не сомневался. Вот только его самого интересовало совсем не это, хотя незаконное имущество бывшего босса ему бы не помешало.
Он хотел бы принять всё сказанное Мэтианом за правду, хотел ему поверить в какой-то момент, в конце концов, сведения относительно Ришлейда не врали, как не врала и собственная наблюдательность. Знай Мэтт, что за информация попала к нему в руки, он не стал бы настолько рисковать, снова появляясь на арене криминального мира и не позаботившись о собственной безопасности. Выйти на него было непросто, но всё же оказалось возможно. Своей непредусмотрительностью Мэтиан подписал себе приговор, не лучшую роль сыграли и ненадежные, не умеющие молчать связи. Человек из команды, сдавшийся под недельными пытками, информатор, расколовшийся, как только его как следует впечатали лицом в поверхность столешницы. Из того же соседнего с мотелем здания, через снайперский прицел Мэтиана, выходящего из ванной, Кастерн рассмотрел прекрасно. Любой другой, кому Ришлейд нужен был мертвым, легко бы его снял. Это были взаимоисключающие факты: зная, кто на него охотился и, главное, почему, Мэтиан не стал бы так подставляться. Сопоставляя одно с другим, Фогарта понимал, что Ришлейд банально не знал, что за груз прятал, не знал, насколько рисковал и в какую вообще игру оказался замешан. И даже не предполагал, до последнего, что за ублюдки шли по его следам. Теперь с одним из них он находился на челноке, а другие двое в не столь далеком будущем, после всех полицейских экспертиз, должны были отправиться кормить червей. После убийства следовало замести следы, это было такой же частью работы, как и подготовка к убийству или любому другому насилию, но блондин априори действовал слишком осторожно и предусмотрительно, чтобы у представителей закона не появилось хоть малейшей зацепки. Даже выяснить, кто именно стал жертвой в том мотеле, помимо роботизированных наёмников, почти не предоставлялось возможным. И Кастерн ставил на это. Дело, как и многие до него, должно было планомерно зайти в тупик и закончится висяком, который, по истечении всех допустимых сроков, отправиться в далёкие архивные электронные базы. Сейчас же очевидную угрозу могли представлять только такие же, как и сам Фогарта, – желающие с Мэтиана спросить.
Сохраняя молчание, Кастерн закинул ногу на ногу. Он не сомневался в том, что найти спрятанное будет непросто. Будь иначе, он не стал бы выслеживать, ловить и тащить на корабль, чтобы выпытать информацию. Поймал себя на мысли, что понимал Мэтиана. Сам был таким же, параноиком, зацикленном на контроле, мало кому позволяющим владеть той же информацией, которой располагал сам. Иногда неосведомленность остальных и правда играла решающую роль, позволяя в нужный момент обойти и обыграть, но в случае Фогарты это принимало вид настоящих проблем с доверием.
Едва заметно усмехнулся, чувствуя во встречном вопросе провокацию. Желание выцепить эмоции, выдернуть их вереницей, как за гарпуном распоротые внутренности, но Кастерн привык на них, на свои сугубо личные эмоции, не размениваться.
– Недоверие у нас взаимное, Мэтт, – холод в его голосе никуда не исчез, тон смягчился только, став не таким промораживающим. Опасно-ласковым. Блондин продолжал смотреть, также непроницаемо, цепко, но равнодушно, как смотрит учёный на мучимое в научных целях животное. Ничего личного, только высшие цели. В случае Кастерна – одна-единственная. Довести начатое до логического конца. Он и так в погоне за ответами потратил почти целый год.
Развернувшись в кресле к панелям управления челнока и закончив тем самым диалог, Кастерн бросил мимолетный взгляд на оставшееся время в пути. Почти полтора часа. Цифры лениво переползали, сменяя друг друга. В этом пространстве, вмещающем в себе несколько квадратных метров, небольшой кожаный диван, два кресла пилотов и мерный, утробный гул двигателей, им предстояло провести не так много времени. Этот полёт всего лишь мост: для кого-то до места почти постоянного пребывания, до своего логова и своей крепости, а для кого-то – до тюрьмы, не обещающего ничего хорошего плена. В криминале не было какой-то замысловатой сложности в подобных этому вопросах. В криминале всё было просто. Был закон: «Либо ты, либо тебя». И хищник, даже самый опасный, в какой-то момент мог превратиться в жертву.

Подпись автора

das Monster // av by Auvren Taegan 🖤

« You are my victim, I'll eat your soul
Your pain is my pleasure‚ darkness is my
home »
♪ Hocico – Dark Sunday