EoNA

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » EoNA » Открытый космос » don't tell me what freedom is'


don't tell me what freedom is'

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/88/96872.jpg

0

2

Короткое сообщение прилетает на пад поздно вечером, практически ночью, в тот момент, когда Мэтиан целенаправленно накидывается бухлом в одном из круглосуточных баров в компании девчонки, которую знает чуть больше получаса. Всего пару дней назад с командой начисто обнесли торговое грузовое судно и теперь было, что отмечать в течение ближайшей недели точно. Басы монотонно долбят в уши, заглушая слова едва ли полностью, так что приходится практически кричать, чтобы услышать друг друга. Правда, большая часть команды слиняла кто куда: кто на второй ярус, где чуть тише, кто на улицу на перекур, а по факту поболтать на свежем воздухе, где не тянет блевать от духоты и ритмичного клубняка. Бармен, хитро щурясь, наливает ещё и ещё, и вроде бы хватит Мэтиану уже — какая-то часть его разума понимает, что ещё немного и всё, отключатся мозги, поплывут, и не вспомнит он на утро, что было, — но платье у брюнетки рядом недостаточно коротко, да и декольте с поблёскивающим колье-фальшивкой кажется недостаточно глубоким. Вот ещё пару стаканов пойла закинуть в себя и всё будет, как надо.
На каждую шутку девчонка пьяно хихикает, а Мэтиан лишь скалит зубы, параллельно думая, во сколько ему всё это приключение выйдет. Чужое горячее дыхание уже где-то на щеке, запах духов влезает в трахею, а изящная женская рука по-свойски лежит на плече и трогает воротник его кожанки. Мэтиан движением головы откидывает чёлку со лба и кивает бармену, чтоб повторил.
Второе сообщение прилетает через полтора стакана.
Мммм, ответишь? — брюнетка кивает на пад на руке Мэтиана, придвигаясь ближе, без зазрения совести вжимаясь в его плечо горячим телом, и ведёт наманикюренным ногтем по его скуле, мягко очерчивая, — Или на вечер другие планы?
Мэтиан ловит взгляд бармена, явно говорящий, что кому-то сегодня повезло, но ощущение надвигающейся бури почему-то проливается в нутро, как чернила, капающие в воду. Нужно ответить или хотя бы посмотреть, кого принесло в личку на этот раз.
— Секунду.
Поворачивает руку так, чтобы не было видно сидящей рядом, открывает сразу второе.
"Я что за тобой бегать должен, сука ты, Мэтт, ёбаная?!"
Да, блять.
Мэтиан сразу узнает, кто это. Этого ублюдка он чуял всегда похлеще ищейки. А в прошлом году ему ещё и задолжал, услуга за услугу, сейчас, видимо, пришло время платить по счетам.
Открывает первое.
"Нужно встретиться. Срочно." Дальше адрес и время. Если верить наручным часам, у Мэтиана остаётся ещё полчаса в запасе.
Эй, ты куда?! — возмущается девица, когда Мэтиан поднимается со стула, и, как приклеенная, следует за ним, чуть не падая, едва ли держась на своих высоченных шпильках, — А как же я?! Эй, ты меня вообще слушаешь?
На её крики начинают оборачиваться танцующие, сквозь толпу которых Мэтиан успешно прокладывает себе путь. Приходится остановиться и, развернувшись, крепко поймать девушку над локтём, притягивая к себе почти вплотную:
— Извиняй, крошка, увидимся в следующий раз, дела, знаешь ли, — цокает языком, в ответ та начинает истошно его материть, но Мэтиан толкает её прочь и, минуя толпу, ныряет в чёрную пасть двери. Дальше — по коридору, прямиком к выходу, сам в это время пытаясь найти взглядом хоть кого-то из своих. Не натыкается, как на зло, но целенаправленно искать не собирается. Первый раз что ли один к кому-то поедет на разговор, но засевшая в душе змея предчувствия пиздеца так и отравляет все здравые мысли, если такие ещё могут всплывать в его одуревшей от алкоголя голове. Подышав на воздухе, суёт сигарету в зубы, и, выдыхая из лёгких дым, печатает ответное: "Скоро буду."
Вскидывает голову наверх, лицом к чёрному небу, пялится в эту невозможную высоту, находит взглядом красную Проксиму. "Вот же угораздило," — вяло думается в голове, — "Знал, что так будет, и всё равно согласился." И ведь знает, что в тот момент выхода иного не было, и упырь этот тоже знал. Знал, а потому на крючок и наткнул, смело так, со смаком, в десну его вогнал, смотря, как губы Мэтиана кровью яркой красятся. Уёбок.
К месту встречи Мэтиан подлетает за пять минут до назначенного времени. Ещё три — сидит, положив руки запястьями на руль и смотря, как неоновые цифры на часах сменяют одна другую. Две минуты. Захлопнув дверь ховера, идёт с чёрного входа, той дорогой, которую знает очень точно, хоть и был здесь всего пару раз. Память, чтоб её.
Встречают его пустые полутёмные офисы ещё недостроенного здания. Почти везде вырублен свет. Ублюдок нихрена не боится, раз позвал преступника прямо сюда. Пусть даже и выключил все камеры. Видно, настолько не охота тащить свою задницу куда-то ещё, что проще впрячь в свои дела начальника охраны. Либо у него и так всё куплено. Лифт выплёвывает Мэтиана в такой же полутёмный коридор, стрелой улетающий прямиком к двери кабинета. Мэтиан идёт прямо туда, не сбавляя шага. Не постучавшись, сразу толкает дверь, и оказывается в небольшой комнате с квадратным футуристическим столом посередине и знакомой фигурой, затянутой в дорогой костюм, стоящей у самого окна, раскинутого во всю стену от пола до потолка. Ублюдок стоит спиной к двери. Смотрит на город. Сука. Мэтиан обходит по кругу, как хищник, пружинисто и тихо. Мягкий ковёр под ногами отлично съедает звуки, а мысль об огнестреле в кобуре на поясе кажется слишком притягательной.
Думал, не приедешь, — наконец начинает собеседник.
Мэтиан молчит ровно столько, сколько нужно, чтобы вернуть игнорирование, дать понять, что это разговор не хозяина со слугой, а взаимовыгодное сотрудничество. Не более.
А ты всё такой же, — мужчина поворачивается, подходит к столу, — Как тебе ещё башку не прострелили, а? Или бессмертие на чёрном рынке прикупил?
— Ближе к делу, — Мэтиан кивает на подсвеченный полупрозрачный экран на столе.
Да, конечно. К чему пустые разговоры? — собеседник садится за стол и раскуривает сигарету вместе с этим роясь в файлах компьютера.
Что-то находит, быстро набирая на клавиатуре, и открывает, разворачивая экран, чтобы было видно информацию, мелкими буквами испещряющую его поверхность и фотографию совсем молодой девушки вверху страницы. Розовые волосы ниже ключиц, тёмные глаза, аккуратные брови, тонкие черты лица. На секунду Мэтиана клинит, потому что он не понимает, какого хрена сдалась этому ублюдку эта девчонка? Захотел жену себе молодую? Отказала и решил иначе заполучить? Что такому крупному дельцу, замешанному в криминале по уши, может потребоваться от девушки? И Мэтиан догадывался, что ничего хорошего.
Нужно найти вот эту прекрасную барышню. Точнее, даже не найти, здесь всё про неё есть, где живёт, где бывает.
Договорить Мэтиан ему не даёт, выплёвывая вопрос, будто тот прожигает ему язык:
— Нахрена?
Тебе мотив нужен? Хах, — Мэтиан не стал бы спрашивать, если бы не знал, что этот тип любитель поболтать, правда, если знает, что это не приведёт к последствиям. Мэтиану остаётся лишь сделать вид, что сболтнуть лишнее ему можно.
Тут один мой соратник, сука, страх потерял. Припугнуть маленько надо. А то соскочить надумал, ломается теперь, как баба. Ну ты это, делай всё аккуратно, без шума там, знаешь? — хмыкает, демонстрируя на лице напускное неравнодушие, словно жалко ему эту девчонку. Будто ему не плевать, что станет с ней, как только она попадёт в лапы к пиратам.
— Украсть и держать в надёжном месте? — уточняет зачем-то, а то вдруг будут специальные пожелания.
Ты догадливый парень, верно мыслишь.
— Какой срок?
Да хоть завтра.
А завтра у девушки этой тренировка в спортзале и работа допоздна. Мэтиан, сидя в ховере перед собственным домом, читает её личный план на каждую неделю, явно предоставленный кем-то из её близких. Все остальные материалы он уже пролистал. Они въелись в голову хуже кислоты, вырвали из вороха чувств давно забытое и почти не просыпающееся чувство тревоги. Завтра он предаст собственные принципы. Он никогда не крал людей, не занимался работорговлей и ненавидел это, презирал и в свою команду никогда не брал тех, кто в подобном как-то замешан. Совесть успокаивает лишь то, что удалось выбить условие, что девушка будет у него, под его ответственность, и что лично он будет контролировать, что с ней происходит и где она находится.
Остаётся дождаться завтра, взять парочку своих парней и совершить то, что Мэтиан яростно ненавидит. И ведь знает, что не простит себе этого, даже, если ничего не случится и девушка просто посидит в плену какое-то время, он не простит себя, ни сейчас, ни завтра, ни когда-либо после.

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/717644.png https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/949792.png https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/67319.png
Его больше нет 
Он всего лишь мёртвый
капитан
мёртвого космического корабля

0

3

Сигареты не помогают расслабиться — внутри, под кожей, словно тугие струны, натянуты нервы. Кано давит очередной окурок в стеклянной пепельнице и, сидя на подоконнике, смотрит в окно, за которым медленно просыпается город. Глухая злоба засела где-то в районе солнечного сплетения и теперь медленно, удушающе, сдавливает грудную клетку, словно хочет её сломать. Кано старается не думать о том, что произошло вчера, но упрямые мысли лезут в голову, разнося остатки спокойствия в мелкую крошку.
Вчерашний вечер сломала ссора, произошедшая между ней и её близкой подругой. У них всегда были сложные взаимоотношения, но в этот раз та обвинила её в том, что она не достаточно проницательна и лишена сочувствия, раз не видит, насколько ей плохо. «Ты дерьмовая подруга. Уходи, я не хочу тебя видеть». Ей стоило бы добавить, что она не хочет её видеть больше никогда. Может быть, от этих жестоких слов принято плакать, но Кано сейчас испытывает лишь злость, которая медленно разъедает изнутри. Виновата ли, что позволила себе слишком увлечься собственной жизнью, так, что не замечает ничего вокруг? Виновата ли, что позволила этому человеку подобраться к своей душе близко-близко, так, что можно достать рукой и сжать до крови в попытке сделать еще больнее?
Наверное, стоило попросить прощения и больше никогда так не поступать, но Кано терпеть не может быть удобной для кого бы то ни было. Этого человека она подпустила близко к себе, в очередной раз забыв, насколько бывает от этого больно. Постепенно нормальные взаимоотношения, которые были в начале, стали сложными. Но Кано изо всех сил старается удержать подругу рядом с собой. Потому что привязалась и доверилась. Потому что переступила черту. Потому что любит. Она все еще не может забыть то, через что они прошли вдвоем. Не может забыть, как эта подруга поддерживала её, когда у неё были трудные времена. Кано помнит каждый разговор до рассвета, во время которого обнажалась её душа. Она не жалела и не жалеет, что они стали близки. Но их характеры совсем непохожи. У них разные взгляды на жизнь. Кано считает, что надо жить собственной жизнью, а не смотреть, как живут другие, считает, что надо наслаждаться каждым мгновением и старается, чтобы в её окружении не было токсичных людей. А её подруга болезненно привязана к некоторым людям, которые отравляют ей жизнь. Кано много раз пыталась ей внушить, что пора разорвать эти прогнившие путы, но подруга упрямо твердила, что все еще верит в то, что все можно изменить. А теперь она тонет в негативных мыслях, которые пожирают её, мыслях, внушенных ей этими людьми. И Кано в какой-то момент решила не вмешиваться. Все равно попытки напрасны. Каждый разговор приводил к одному и тому же итогу. «Не вмешивайся в мою жизнь». Сначала Кано пыталась бороться, доказывать свою точку зрения, но это оказывалось безрезультатно. Постепенно она стала предпринимать меньше попыток помочь и, в конце концов, отдалилась настолько, что теперь могла лишь наблюдать со стороны.
Сложно отпустить человека, когда слишком к нему привязана. Сложно наступить себе на горло и прекратить кричать о том, что ему стоит измениться. Это слезы по ночам, когда становится невыносимо больно от мыслей, что в какой-то момент ниточка, связывающая их обеих, может оборваться. Это снова попытки пропустить всё через себя и найти путь к чужой душе. Но выбраться из лабиринта, в котором нет выхода, слишком сложно. В какой-то момент просто понимаешь, что нужно перестать бороться.
Кано знает, что не отпустит. Одного человека она уже так потеряла. И эти раны до сих пор кровоточат, воскрешая мучительные воспоминания.
Второго раза не будет, даже если шипы вопьются в душу и разорвут её в клочья.
Она привыкла доверять тем, кто ей нравится, и так и не научилась жить без них.
Утро медленно вступает в свои права. Позади остается бессонная ночь, доверху забитая сожалениями.
Лучи солнца золотят листву, пробегая по ней прозрачными всполохами. Кано чувствует, как у неё начинают затекать спина и ноги, потому что она уже почти час сидит в одном положении. Она встает с подоконника и идет на кухню, чтобы приготовить кофе. Есть не хочется совершенно, но, может быть, спустя какое-то время удастся позавтракать.
По расписанию — тренажерный зал с девяти до десяти, далее душ, завтрак на скорую руку и целый рабочий день. Кано чувствует, что устала уже сейчас. Хочется заснуть и проспать до завтрашнего утра, чтобы тупая боль, пронизывающая душу, не достала. Спустя какое-то время она станет не такой сильной, но сейчас Кано не может абстрагироваться от неё. Мысли о ссоре с подругой преследуют даже когда Кано занимается в спортзале. Физическая нагрузка не помогает справиться с негативом, навалившимся в один момент. Но появляется зыбкая надежда, что, возможно, все будет в порядке.
Рабочий день, ничем не отличающийся от других. Рядом с выполнением обычных обязанностей идут пустота и словно заанастезированные чувства. Кано выполняет работу на автопилоте, думая о своем. Во время обеденного перерыва она снова курит. Кто-то из сотрудников проницательно замечает в разговоре с другим, что, видимо, у Кано что-то случилось, потому что она по наблюдениям окружающих курит только тогда, когда в её жизни наступают сложности.
Накрученные нервы и злость не лучшее сочетание. Кано тянет на разговор. Но ни с кем из окружающих она не может поделиться переживаниями, поэтому лишь неторопливо курит, чтобы хотя бы немного успокоиться.
В едва заметно дрожащих пальцах сжата докуренная почти до фильтра сигарета с легким сладким запахом. Именно он ассоциируется у Кано с теми далекими временами, когда она училась на младших курсах университета. Тогда же она начала курить, но лишь при определенных обстоятельствах. Переживания, нервы или просто сильные эмоции провоцировали потребность выкурить сигарету.
Кано, стоя на незастекленном балконе, тонет в сизой завесе дыма. В какой-то момент она ловит себя на мысли, что причиненные раны перестают болеть, но это обманчивое ощущение. Под искусственным спокойствием спрятана боль, которая вернется сегодня ночью, чтобы напомнить о себе.
После короткого совещания Кано снова с головой погружается в работу, словно та поможет спрятаться от переживаний. Ничего не значащие разговоры с коллегами, обсуждение работы, кофе в перерывах — Кано на эти несколько часов забывает, насколько больно. Лишь когда за ней закрываются стеклянные двери выхода из здания компании, она чувствует, как снова её душу начинают затапливать болезненные чувства. От бессилия хочется кричать, но Кано знает, что её голос не достигнет чужого разума. Сколько бы она не объясняла, сколько бы ни просила и не внушала, подруга её не услышит. Просто потому. что не хочет. Своя точка зрения ей важнее, чем взаимоотношения с Кано. И её эгоизм стоит превыше всего.

внешний вид

https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/88/t989526.jpg

0

4

Сколько стоит человеческая совесть? Сколько — честь? А мораль?
У всего есть цена.
И от этого всегда много боли.


Две сигареты, добитые до фильтра, час ожидания и набирающее обороты раздражение: всех нужных ему людей Мэтиан ждал ещё двадцать минут назад, но у распоясавшихся ублюдков хватило наглости не явится вовремя. Если бы не срочность дела, Мэтиан позволил бы себе отыграться на каждом, но теперь с этим придётся повременить. Всё равно его гнев их не минует даже сейчас. И бесило ещё даже сильнее самого факта подобного игнорирования его приказа то, что он сам косвенно позволил этому случиться. Решил с чего-то, что не стоит периодически показывать, где их место находится, а следовало бы давить посильнее, да и спуску не давать.
Время ожидания благополучно минует все рамки приличия, и Мэтиан, бросив взгляд на электронные часы на запястье, опускается на бордюр, рядом с которым бросил недавно раздобытый для дела ховер. Неприметный, но рассчитанный на шестерых минимум, так что весьма габаритный, он был матового серого цвета с затемнёнными стеклами и вместительным салоном, но лично у Мэтиана не вызывал никаких ассоциаций, кроме как с инструментом убийства его собственных принципов. Вид его был подходящий. Отвернувшись от машины, Мэтиан окидывает привычно цепким, но вместе с тем отстраненным взглядом пустырь, у которого ему приходится торчать вот уже второй час. Чуть дальше, за пустырём, тонкой полоской растворяются в тёмном небе невысокие деревья. Их голые ветви обглоданными руками воздеты в немой мольбе о чем-то несоразмерно лучшем, чем это продуваемое ветрами место. Дальше, с отброшенным далеко вниз ярким центром, вдоль склона стелется город, светится разноцветным неоном, бросая в вышину неба холодный свет прожекторов.   
Пад на руке глючит короткими:
«Скоро буду»
«Время подлёта 5 минут»
Чуть позже:
«Задерживаюсь»
Всё с разных адресов.
Мэтиан достаёт из пачки последнюю сигарету. Не отвечает ни на одно из сообщений. Дым с тлеющего конца слизывает холодный ветер, унося в сторону дороги. Здесь город слышится почти так же, как если стоять в его середине. Кажется, что даже отчётливее сюда долетает музыка, нестройный ряд голосов, смех, чья-то ругань и крики. Закрыть глаза, и будто это где-то совсем рядом, а не в нескольких километрах ниже.
И всё-таки этот час в одиночестве Мэтиану был нужен. За это время удалось усмирить собственную совесть, вдруг решившую, что она и есть самое важное чувство среди всех прочих, борющихся за первенство. И Мэтиан, собственно, был с ней согласен, и даже подчинился бы ей, если бы на кону не стояли договорённости и тот факт, что долг нужно отдавать, а, если единственным способом с ним разобраться остаётся кража ни в чём не виноватой девчонки, то это не самая страшная и сложная цена.
И всё-таки неужели его принципы столько стоят?
А ведь получается, что цена им — долг перед каким-то мудаком, который просто оказался в нужное время в нужном месте. От мыслей об этом становится противно от себя самого. Сигарета заканчивается за пять минут, и Мэтиан уже собирается набрать тому ублюдку, чтобы всё отменить, как поблизости приземляется ховер, из которого вылезают дружной компанией двое из тех, кого он ждал.
— Гребаные ублюдки! — Мэтиан поднимается с бордюра, направляясь к ним, — Где вас, блять, носило? Я что, неясно выразился или у вас у всех сразу часы сломались?! Где третий? Вашу мать, где он?!
Ну, Мэтт, всего-то на двадцать минут. Ты не сказал, что это так срочно.
— Да вы, блять, охренели! Если я сказал быть к этому времени, вы должны быть, а не решать, сука, что можете опоздать!
Это не повторится, — вклинивается в разговор ещё один, понимая, что дело принимает плохой оборот, — Поверь, у нас были причины.
— Я не хочу об этом слышать. Усекли?
Да, — оба кивают.
— Где третий?
Он просил забрать его по дороге, а то у него с ховером что-то.
— Да, блять, — выдохнув, Мэтиан проходит вдоль машины и возвращается, — Вы их что, на свалке брали?
Н-н-нет.
— Окей, запрыгивайте и поехали, — подходит к своему, — Свой бросите в городе. И адрес давайте, откуда забирать этого ушлёпка.
Картина не утешительная: команда разучилась нормально работать за всего какие-то несколько недель простоя. Кажется невозможным, но свобода и деньги отбивали им мозги почище любой дури. Пора возвращать на место. Об этом Мэтиан думает, пока пересаживаются в его ховер и, забрав третьего, отправляются на место. Улицы лабиринтом улетают вперёд, смыкаются позади монолитной стеной. Мэтиан сжимает руль, стараясь не думать о том, правильно ли поступает, о том, что можно, а что нельзя. Почему в его системе координат убить можно, а украсть — нет? Лишить жизни — да, а свободы — немыслимо? Как он это готов объяснить даже самому себе?
Тормознув в переулке, выходящем на нужную улицу, Мэтиан, положив руку запястьем на руль, поворачивается к подельникам.
— Работаем быстро и аккуратно. И чтоб без шума.
Показывает распечатанную фотку девушки.
— Как будет одета, не знаю, но волосы розовые до плеч, рост 160, миниатюрная.
Один из сидящих сразу оживляется:
О, ты глянь, симпотная. Бабу себе что ль присмотрел, Мэтт, а?
— Я не краду женщин, придурок.
А сейчас? Мы ж её, ну.
— Это временная мера. Девушка будет в порядке. Её вернут, как только будут выполнены условия договора, ясно?
Смотрит на остальных. В ответ тишина, а Мэтиан пытается в чужих глазах увидеть хоть тень осуждения, но её нет.
— Ты, — обращается к сидящему рядом, — давай за руль.
Видя, как электронные цифры сменяют одна другую, неминуемо приближаясь к нужному времени, Мэтиан чувствует, как холодом в нутро проваливается тревога, как она натягивает нервы до звона. Ещё немного — и порвутся.
Ховер бесшумно выныривает из тёмноты переулка и, как хищник, быстро скользит вдоль тротуара. Цель Мэтиан находит взглядом сразу же. Других людей здесь нет, только какая-то женщина вдалеке, маленьким силуэтом выделяется на фоне стен домов. Бизнес-центр закрыт. Девушка задержалась допоздна, и это её ошибка. Ошибка, указанная в плане на этот день.
— Вы, двое, — Мэтиан кивает сидящим сзади парням, — Со мной.
Все трое активируют электронные ошейники, которые визуально меняют внешность. Лица становятся чужими. Сам Мэтиан даже не знает, как теперь выглядит*. Ховер тормозит рядом с девушкой, в тех нескольких метрах улицы, которые не захватывают камеры. Мэтиан распахивает дверь практически на ходу, когда машина толком ещё не остановилась.
— Эй, красотка! — Окликает, чтобы отвлечь, не дать девушке понять и броситься бежать, — Чего так поздно одна?
Ему до неё меньше двух шагов, но в эти мгновения в девичьих глазах он успевает увидеть слишком многое: страх, ужас, непонимание, и ему даже кажется, что в них пролетают ненависть и упрёк. Быстро хватает девушку над локтём, дёргает на себя, зажимает ей рот. Двое других уже рядом, ловят жертву за ноги, поднимая от земли.
Сука, хватит дёргаться! — Не выдерживает один, пересиливая сопротивление.
Мэтиан, молча прижимая девушку к себе, чувствует, как от ненависти к самому себе ему прожигает рёбра. Блять. Он и не думал, что это так больно.
Засовывают в распахнутую заднюю дверь, и Мэтиану в ответ на сопротивление хочется влепить по лицу кулаком, потому что долбанные рефлексы, но вместо этого он рявкает на водителя:
— Гони, блять! Поехали!
Ховер срывается с места, сразу же улетая через переулок на соседнюю улицу и дальше, к окраине города. Мэтиан связывает руки девушки стяжкой за спиной, в рот ей уже затолкали кляп, чтобы молчала. Ноги её тоже перетянули в лодыжках какой-то верёвкой. Теперь двое из его команды сидят напротив и пялятся на розоволосую, без зазрения совести её рассматривая, а Мэтиан рядом с ней, пристёгивает её руки к металлическому низкому поручню, проходящему посередине вдоль салона.
— Чё пялитесь?
Потом вдруг осознает. От гнева перехватывает дыхание.
— Вы чё, блять, бабу первый раз увидели?!
Отводят взгляды. Один, чуть помедлив, перелезает вперед.
Мэтиан коротко смотрит на сидящую рядом, потом завязывает ей глаза. Не нужно ей видеть, куда её везут.
— Будешь тихо сидеть, с тобой ничего не случится, поняла?
Почему-то хочется сказать, что всё будет хорошо, что с ней ничего не сделают, но молчит. Думает, что скажет потом.

*здесь Мэтиан выглядит, как лысый, загорелый, сорокалетний мужик с татуировкой на шее в виде змеи.

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/717644.png https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/949792.png https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/67319.png
Его больше нет 
Он всего лишь мёртвый
капитан
мёртвого космического корабля

0

5

— Чёрт!
Кано пинает попавшийся по дороге камушек, который, испуганно отскочив, ударяется о стену и замирает около неё.
Злость, засевшая внутри отравленными иглами, никуда не девается, и, все больше накапливаясь, впивается в разум. Кано бессильна и не может самостоятельно решить ту проблему, которая возникла перед ней. Но она привыкла бороться, привыкла отстаиваться свою точку зрения, когда это необходимо. Сложившаяся ситуация призывает к молчанию. Кано в который раз за сегодняшний день понимает, что должна перестать пытаться внушить подруге, что так жить нельзя. Из липкой депрессии, которая оплетает ту все больше и больше, словно нити паутины, которые с каждом движением все плотнее стягивают тело, не спасет никто. Только она сама должна понять, что больше так продолжаться не может. Пора перестать следовать словам других людей. Словам, которые убивают уверенность в себе, разрушают изнутри и уничтожают спокойствие.
Кано медленно идет по улице, думая об этой проблеме. Больно где-то внутри, там где, говорят, находится душа. Эта боль за день успела немного притупиться, но теперь снова проступает кровавыми пятнами сквозь другие чувства с отчетливой ясностью.
«Она тебя не поймет, сколько бы ты ни пыталась», — говорит разум, но душа рвется на части от одной мысли о том, что можно потерять этого человека. Всё, связывающее Кано с подругой до этого момента, теперь будто бы не имеет значения. Это прошлое, которое они делили одно на двоих, эти мысли и эмоции, которые испытывали — все развалилось на части и исчезло. Кано теперь кажется, что их взаимоотношения больше не будут такими же крепкими, как были до этого, они словно изжили себя. Кано в какой-то момент решила оставить все как есть, но наблюдать со стороны, как рушится жизнь близкого человека, невыносимо.
Из вязких мыслей вырывает оклик. Кано оборачивается, потому что понимает, что обращаются явно к ней — по улице она идет одна. Она видит приостановившийся рядом ховер, в открытой двери которого стоит лысый подозрительный человек. В какую-то долю секунды в голове молнией проскакивает мысль, что надо бежать, но ничего сделать Кано не успевает. Её хватают, с силой дергая на себя, зажимают рот, так что она не успевает закричать, чтобы позвать на помощь. Она чувствует, как её двое других хватают за ноги и отрывают от земли. Она отчаянно пытается вырваться, сопротивляется, но эти попытки ничего не дают.
Отпустите, блять, — пытается кричать, но рука плотно зажимает рот. Кано вцепляется в ладонь зубами, однако лысый мужик её не отпускает. Он прижимает её к себе, не давая дергаться, и из-за этого Кано становится ещё страшнее. Осознание, что её пытаются похитить, обрушивается в разум волной цунами, которая вызывает волну неконтролируемого ужаса.
Кано чувствует, как её связывают руки и ноги. Затем затыкают кляпом рот. Теперь сопротивление бесполезно. Она пытается выплюнуть кляп, чтобы постараться поговорить с похитителями. В душе появляется зыбкая надежда, что её все-таки отпустят, но эти люди не выглядят теми, кто мог бы ошибиться и похитить не того человека. Она испуганно смотрит на них, но запомнить не пытается, понимая, что на них надеты электронные ошейники, которые изменяют внешность.
«Что мне делать?» — в голове подбитой птицей бьется эта мысль, но ответа на вопрос нет. Кано уже не старается вырваться, потому что понимает, что попытки ни к чему не приведут. Она на миг закрывает глаза, пытаясь успокоиться и придумать рациональный план действий, но паника холодными руками оплетает тело, не давая спокойно думать.
Двое из похитителей пристально и изучающе смотрят на Кано, которая уничтожает их взглядом. Не хватает им еще начать перешептываться друг с другом с пошловатыми улыбками. Третий одергивает их, призывая к тому, чтобы они перестали на неё так смотреть.
Кано хочет сбежать. Кано хочет снова обрести свободу, но возможность это сделать не предвидится.
Зачем её похитили? Она, стараясь успокоиться, ищет ответ на вопрос, но не может найти, сколько ни пытается. Может быть, в чем-то виноват её отец? Но он не связан с криминалом, поэтому Кано отметает эту мысль. Из её окружения тоже нет никого, на кого могли бы надавить, используя её. Все предположения слишком туманны и призрачны, чтобы быть ответом на поставленный вопрос.
Страх расползается под кожей, завладевает сознанием, которое бьется в истерике.
Лысый мужик зачем-то говорит, что с ней ничего не случится, если она будет сидеть тихо, но эти слова совершенно не помогают успокоиться. Кано в ответ мычит какие-то проклятья.
Теперь у неё нет свободы. Непонятно куда и зачем везут, что сделают. Может быть, они просто её убьют, если тот, из-за кого её похитили, не согласится на поставленные условия. Мысль о собственно смерти приходит в голову так естественно, что Кано не успевает испугаться. Только потом, когда снова и снова прокручивает в голове все возможные сценарии, она чувствует, как паника накрывает с головой. Её удушающая волна затапливает все остальные эмоции, втискивается в мысли. Становится сложно дышать. Сложно думать. Кано кажется, что она задыхается. Она снова закрывает глаза, стараясь сконцентрироваться на дыхании. Возможно, это поможет хоть как-то справиться с приступом паники. В голову лезут чудовищные мысли, они, как кажется Кано, обретают очертания и форму. Возможность собственной смерти ей теперь не кажется чем-то естественным. Кано отчаянно цепляется за мысль, что, может быть, в конце концов удастся сбежать или что похитители её отпустят. Она начинает думать о том, что будет дома, когда родные узнают о том, что её похитили. Её будут искать, несмотря ни на что, и, наверное, найдут. Когда Кано думает об этом, то она чувствует, как паника начинает понемногу отпускать. Медленно-медленно, словно нехотя. Она отступает. Уступает место страху, он заполняет душу доверху. Кано понимает, что ситуация почти безнадежна, но старается внушить себе, что все может закончится благополучно. Но эта надежда слишком зыбкая, чтобы служить настоящим утешением. В конце концов, Кано совершенно не знает, как теперь сложится её судьба. Вероятность смерти или получения увечий слишком велика. И велика вероятность, что её просто не смогут найти.

0

6

Как там: в первые сорок восемь часов наиболее вероятно найти человека?
А дальше что?
А дальше пиздец.
И ржут. Смешно им. Смешно, как чужая жизнь сломалась, разделившись на до и после, и от того, как судьбу легко изуродовать до неузнаваемости. У Мэтиана на лице проскальзывает разочарованная усмешка, как будто впервые узнал, что за люди с ним работают. Неужели до этого момента верил в какую-то человечность в них или вдруг сам стал чувствительным, как девчонка? Нет, это другое. Как будто с совестью так и не получилось договориться. С ним она, никуда не делась, замолкла лишь ненадолго, а теперь снова разъедает, как кислота, так же неотвратимо и безвозвратно. Мысль эта пугает, как будто в пропасть, внезапно возникшую под ногами, заглянул, в эту бесконечную чёрную пасть. Также от страха кружится голова и перехватывает дыхание. Неужели и правда — всё дело в совести?
За гладким стеклом ховера внизу монолитные глыбы города сменяются пустошью. До первой остановки остаётся недолго.
— Хорош ржать, — Мэтиан закономерно срывается, когда смех не прекращается, а лишь подкрепляется очередными злыми шутками. В ворохе разнородных чувств, которые и самому сложно понять — проще запутаться, быстро, как от отскочивших искр, разгорается раздражение. Не то, чтобы Мэтиан был до этого в эмоциональном равновесии, но сейчас всё ощущается острее и неуловимой за гранью дозволенного.
— Тоже мне —  нашли тему. Ржать будете, когда за задницу прихватят.
Да чё ты злой такой сегодня? — сидящий спереди на пассажирском, реагирует моментально. Мэтиан вперивает в него взгляд. Меняющая внешность маска, не дает тому прочувствовать острый, как бритва, взгляд главаря, и тот это знает, потому и идёт дальше по тонкому льду, продолжая паскудно улыбаться.
Что не нравится грязная работа? — встревает второй, — Или баба сегодня не дала?
Раздражение под рёбрами как по щелчку сменяется гневом. Обжигает нутро, пролетает по нервам огнём.
— Я тебя сейчас пристрелю нахрен, если будешь пасть разевать. Машину останови, — обращается уже к водителю.
Тот сажает ховер чуть дальше назначенного места для остановки, где-то среди руин, оставшихся от стен, но сейчас больше похожих на осколки огромных камней, взмывающих к небу.
Мэтиан быстро поднимается со своего места, мельком бросив взгляд на пленницу, и, схватив сидящего перед ним за шиворот, выкидывает в распахнувшуюся дверь.
— Иди сюда, сука, — выскакивает из ховера вслед. Песок под ногами, как вязкое болото, сыпется, выскальзывая из-под подошв.
— Тебя тоже это касается! — орёт засевшему на пассажирском, бьёт ногой в его дверь, — Чё затих там?! Вылезай, раз разговорчивый такой!
Тот, спустя пару секунд, повинуется, прикрывая за собой дверь. Ему в лицо удар прилетает почти сразу, заставив молча осесть на песок, держать за залитую кровью щёку. Мэтиан демонстративно стряхивает кровь с разбитых костяшек. 
Ну, Мэт, Мэт, не хотели мы.. — тот, что стоит спиной к руинам, начинает пятиться.
— Чего, блять, не хотели?! Ты имя моё ещё погромче скажи! — пушка в руке оказывается словно сама собой. Коротко щёлкает предохранитель.
— На колени, уёбок, — тот, чуть помедлив, опускается, подняв руки, и зажмуривается, когда пистолет оказывается перед его лицом. В эту секунду Мэтиан ловит себя на том, что в его собственном голосе остаются лишь промораживающий холод и сталь.
— Вы страх что ли потеряли? Вас как шавок пугать постоянно надо, чтоб сапоги лизали, блять?! И скулили, поджав хвосты?
Н-нет, не надо — тот продолжает дрожать под дулом.
— В следующий раз за такое язык отрежу. Усекли? Вы, оба?
Мэтиан смотрит на них — одного, пачкающего колени в песке, другого — стирающего с разбитого лица кровь, — какое-то время, потом убирает пистолет, запихивая обратно в кобуру.
— Перетащите её в другой ховер, а этот сожгите.
Оба спешно повинуются. Мэтиан смотрит, как девушку вытаскивают из машины, предварительно накинув ей на голову чёрный мешок, как запихивают её в услужливо подогнанную водителем новую, оставленную здесь накануне. Как быстро взмывает к чёрному небу пламя, уничтожая любые следы и зацепки. Обратного пути нет. Без шансов.
Садится в машину последним, также рядом с пленницей. С её головы мешок так и не сняли, поэтому Мэтиан дезактивирует свой ошейник, зная, что его точно не видно.
Курить тянет невыносимо то ли от того, что хочется заткнуть все чувства в душе, то ли от адреналина. Позволяет себе это, когда ховер уносится достаточно далеко, когда ощущение, что в любой момент могут догнать и найти, становится меньше, когда отпускает ещё горящий под рёбрами гнев, оставляя после себя в теле зияющую пустоту. Те двое теперь сидят тихо, боясь лишних раз что-то сказать, а Мэтиан чувствует лишь всё то же разочарование, на этот раз почему-то куда более горькое, будто сделал что-то не так. Хотя крышу ему рвёт периодически, сейчас свидетелем этого стала его пленница, и это не то, что ей следовало знать или видеть. Мэтиан мог на них наехать не при ней, и теперь лишь остаётся гадать, как они будут вести себя позже. Вероятность, что захотят отомстить никогда не исчезала, даже, когда всё казалось нормальным: Мэтиан знал, с кем работает, знал, что, несмотря на их преданность, ничего не может гарантировать ему безопасность, потому что по какой-то неизвестной ему причине у его людей может возникнуть желания всунуть ему нож в спину. Его могли продать, пусть и очень дорого, поэтому всегда стоило быть начеку, и не забываться, обманчиво считая, что он тот, кто может бесконечно давить на других, пусть и не без причин.

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/717644.png https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/949792.png https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/67319.png
Его больше нет 
Он всего лишь мёртвый
капитан
мёртвого космического корабля

0

7

Похитители, кроме того, который сидит рядом, ржут, отпуская злые шутки в сторону Кано. Она смотрит на них так, словно хочет превратить в пепел. Её острый взгляд заставляет одного из них перестать смотреть на неё, но спустя какое-то время он возвращает взгляд на её лицо. Изучает, а в его глазах читается какая-то скрытая пошлость, которая, кажется, липнет к коже, оставаясь на ней неприятным ощущением. Кано это бесит, но ничего сделать она не может. Пытается что-то говорить, шипит ругательства, но её попытки выразить эмоции абсолютно безрезультатны.
Лысый мужик закономерно срывается, когда шутки достигают своего пика. Его раздражение режет острым ножом по нервам, заставляя Кано внутренне сжаться. У неё создается ощущение, что с этим похитителем лучше не шутить. Он тут явно главный и, видимо, не допустит, чтобы двое других вели себя неподобающим образом.
Ховер останавливается, и двое из похитителей и их главарь выходят из него. Кано слышит ругань, а затем отчетливо имя «Мэт» и виноватый скулёж одного из провинившихся. Это вызывает у Кано чувство презрения к этим двоим, которые до смерти испугались своего главаря, сорвавшегося на них. Он мог бы и промолчать на их шутки, но несдержанность и ярость, с которой он отчитывал их, дает понять, что он не совсем уравновешен. Кано не хочет думать, что это черта его характера, и внутренне надеется, что на это повлиял не совсем удачный день, который был у него сегодня. В противном случае всё усложнится, потому что Кано совершенно не знает, как в такой ситуации пытаться наладить взаимоотношения с похитителями. Наконец, те возвращаются. Накидывают ей на голову черный мешок — чтобы не видела, куда её везут — и перетаскивают в другой ховер. Кано всё это время пытается вырваться, но у неё ничего не получается — слишком крепко стянуты руки, так что нет возможности их освободить. Её сажают на пол, снова связывают ноги, чтобы не пыталась освободиться. Она чувствует, как ховер дергается и взмывает в небо. В этот миг Кано отчетливо понимает, что это конец. Все следы стерты, и теперь найти её будет нереально. В какой-то момент она понимает, что плачет. По щекам стекают мокрыми дорожкам слезы. Изнутри раздирает острое чувство отчаяния, которое и вызывает эти слезы. Страх на какие-то секунды отступает на второй план, уступая место этому болезненному чувству. Оно распускается внутри кроваво-красным цветком, заставляя плакать.
Отрицательные эмоции лавиной сходят на Кано, погребая под собой хотя бы какую-то надежду на обретение свободы. Кано понимает, что теперь она полностью зависит от своих похитителей. Она чувствует себя беспомощной и жалкой перед неотвратимостью приближающегося пиздеца. Ей страшно от одной мысли о том, что ей придется находиться в положении жертвы неизвестное количество времени, и совершенно не понятно, как с ней будут обращаться. И в итоге все это может закончится её убийством. Если этот кто-то, из-за кого её похитили, не согласится на условия. А если ему все равно до неё и это неудачный план преступников? Если на этого человека не подействует данный рычаг давления? Тогда для Кано все будет кончено.
Она плачет, глотая слезы и тихо всхлипывая. Она боится, что её слёзы разозлят преступников, и они обругают её или в худшем случае ударят. Но поведение главаря указывает на то, что он не даст другим плохо с ней обращаться. Он же сказал, что ничего плохого не случится. Это обман? Попытка успокоить или же искренние слова о том, что действительно все будет в порядке? Кано не может понять этого, потому что в её голове какая-то муть, от которой мысли передвигаются медленно, будто ползком.
Нервы натянуты до предела, и от каждого слова преступников Кано внутренне сжимается. Она боится каждого их движения. Похитители изредка перекидываются словами, которые никак не относятся к ней. Ховер уносится вперед, оставляя позади сотни метров пути. И с каждой секундой Кано все больше и больше понимает, что домой ей не вернуться никогда. Она больше не увидит своих родных и друзей, больше никогда не побывает в стенах своего дома. В конце концов, не сможет помириться с подругой. Медленно в её голову вползают воспоминания о теперь уже бывшей девушке, с которой Кано рассталась примерно месяц назад. Эти воспоминания упрямо лезут в голову, вытесняя мысли о неизбежном будущем. Кано, чтобы отвлечься от цепких лап страха, в которых стиснута её душа, думает о ней. Горечь, пропитывающая эти воспоминания, отдает терпким привкусом. Кано думает о том, что именно свою бывшую девушку хотела бы увидеть перед тем, как её убьют похитители. Попросить у неё прощения и понять, что та всё ещё её любит. Так это или не так, Кано не может сказать, но в её душе теплится огонек надежды, что бывшая девушка её не забыла.
Кано закрывает глаза. Она уже не плачет, но горло все еще сдавливает тугой комок подступающих слез. Она старается дышать ровно, чтобы хотя бы как-то успокоиться, но страх все еще крепко держит её в своих объятьях. Сдавливает грудную клетку, заставляя задыхаться. Кано тонет в сильных отрицательных эмоциях, которые не дают спокойствию воскреснуть.
Отпустите меня, — пытается сказать Кано, но вместо этого произносит лишь какие-то нечленораздельные звуки. Она знает, что похитители её не отпустят, но все-таки попытаться стоит. Наверное, нужно узнать, зачем её похитили, но в скором времени это станет и так ясно. Кано снова пытается освободить руки, но стяжка лишь сильнее впивается в кожу. Безрезультатно. Отчаяние новой волной накрывает Кано, отчего опять становится сложно дышать. Она осознает безвыходность своего положения и её до ужаса пугает собственное будущее. То смотрит на неё своими белесыми глазами пристально, не отрываясь. Смотрит так, словно хочет сказать «тебе не избежать самого худшего». Снова холодом по внутренностям прокатывает ощущение собственной беспомощности. От осознания зависимости от похитителей становится отвратительно. Кано утратила свою свободу, которой всегда дорожила. Но теперь она особенно ясно понимает, насколько та была ей дорога. Теперь же Кано где-то запрут, свяжут и скажут, чтобы молчала, и оставят на многие часы совершенно одну наедине с тяжелыми мыслями, паникой и отчаянием. Кано стискивает зубы, понимая, что должна принять свою участь со всей стойкостью, но самообладание ей снова изменяет. Она опускает голову и опять тихо плачет, чувствуя, как слезы обжигают глаза.
Это именно то, чего она всегда боялась. Это верная смерть. И это её конец.

0

8

Следы заметались быстро. Привычно. Буднично. Чужая история стиралась из общей линии, чтобы быть переписанной в совсем другую. Мэтиан не мог к этому привыкнуть. К тому, насколько быстро действия одних людей лишали других всего: жизни, семьи, благополучия, безопасности. Как разделялась чужая жизнь. На до и после. Так просто. Как выключить/включить свет. Такие же элементарные действия, но приводили они к катастрофе в системе координат отдельно взятого человека. В такие моменты он задавал себе вопрос, почему он всё ещё здесь, а потом перед ним оказывался какой-нибудь очередной ублюдок, искалечивший чужие судьбы, и вопрос отпадал сам собой. Ответом всегда было холодное, как лезвие, ничто. Пустота в душе и голове, как вакуум, как контузия после взрыва. В том мире, где приходилось ему жить, вопросы, взывающие к морали, не должны были существовать. Логика, расчёт, ноль эмоций. Как заклинание, как напутствие. Только так можно выжить и не захлебнуться кровью и свинцом.
И в этот раз от себя Мэтиан не ожидал ничего, кроме холодной рассчётливости, но упрямо в нём шевелилось то, что осталось от совести. Эти разодранные куски, разломанные части, осколки, истёртые в пыль, — они склеивались, липли друг к другу, воскрешаясь, обретая очертания того чувства, из-за которого он переставал мыслить привычными ему категориями. Из-за которого ему было больно, как больно любому, кто не в силах ударить даже животное. И именно оно делало его безоружным, уязвимым, непредусмотрительным. Оно закрывало ему глаза, лишало чутья, проницательности, интуиции. Делало его человеком.
Ему действительно больно сейчас, и кажется, что сжимает между пальцев не сигарету, а хрупкую чужую судьбу. Что ломает её, но взгляда, вниз, к собственной руке брошенного, хватает, чтобы отогнать наваждение.
"Хватит. Перестань." Мысленно самому себе. Это как хлёсткая пощёчина наотмашь. Сжимает ладонь в кулак до боли в костяшках. Пока не начинают неметь пальцы. И думает, думает в эти мгновения о том, насколько же погано это всё, пока смотрит на неё — пленницу у его ног, покорную, безмолвную, но не принявшую свою судьбу. Пройдёт несколько дней, недель — она её признает, согласится с собственной участью. И пока он будет бить её в лицо, снимая это на камеру, чтобы тот упырь, которому он задолжал, отправил это её отцу и получил необходимое ему согласие, пока он будет смывать с собственных рук её кровь и твердить себе, что в следующий раз всё закончится, умолять её мысленно терпеть и простить, говорить себе, что бьёт в треть, а то и четверть собственной силы, — всё это время и много после он будет себя ненавидеть. Из памяти никак это не вытравит. И за это время взрастит в её душе того монстра, который будет щерится, неистово требуя расплаты, который не даст ей больше верить людям. Вернувшись, она будет уже другой. Того человека, которого Мэтиан прямо посреди улицы запихнул в пустое нутро своего ховера, больше не существует. Его никогда больше не будет.
Смотря на её подрагивающие от рыданий хрупкие девичьи плечи, он хочет хоть что-то сказать. Успокоить. Ведь знает, что дал себе слово, чтобы ничего с ней не случилось. Ничего того, что сломает её психику. Но кто он такой, чтобы что-то знать о ней? О том, сколько ей нужно, чтобы сломаться? Для неё слова пусты, туманное будущее кажется кошмаром, никакие обещания и клятвы не уберут из её души суеверный ужас перед неизвестностью.
"Твои слёзы ни к чему," — думает медленно, почти лениво, сбивая с сигареты пепел и возвращая взгляд в окно. Ему кажется, что её слезы прожигают, кормят набирающее в нём силу чувство вины.
Глупо пытаться её успокоить. Была бы у него сестра, он вряд ли смог бы это сделать, даже обняв и прижав к себе. Всегда у него это плохо выходило, хоть и не было лишено желания помочь.
Плачь, девочка, другого тебе не осталось.
А у него нет обратной дороги. Его сожаления ни к чему.
По внутренним часам он знает, что скоро будут на месте. Немного осталось. Время отсчитывает секунды. На приборной лениво минуты перетекают одна в другую. Ховер начинает замедляться. За стеклом настолько темно, что ничего не видно, остаются лишь ощущения. Повороты, плавные и резкие, замедление и остановка.
Приехали, — цедит водитель.
— Отстегните её, — туша докуренную до фильтра сигарету, Мэтиан обращается к двум остальным, — а ты уничтожь ховер подальше отсюда.
Водитель понятливо кивает, больше не говоря ни слова. Девушку молча отстёгивают и достают из машины. За это время Мэтиан успевает вылезти из ховера и постоять на улице, смотря в сторону ангара, темнеющего чёрной глыбой на фоне тёмного звёздного неба.
— Идём, — быстро окинув девушку взглядом, идёт вперёд. Двое держат пленницу за руки, находясь по обе стороны от неё, и редко переругиваются. "Как особо опасный преступник," — мелькает в голове, вызывая на губах тень усмешки.
Ворота пропускают их из мира темноты в мир света. На секунду Мэтиану кажется, что он слепнет от яркости ламп. Прикрыв глаза рукой, находит взглядом Риван. Тот стоит посреди ангара, окруженный техникой и снующими туда-сюда маленькими фигурками людей. Сейчас примагниченный к земле, скрытый за высокими металлическими арками, Риван больше напоминает гигантскую космическую рыбу, проглоченную той, что оказалась больше. После Джайлса и других кораблей, на которых команда теперь работает, Мэтиану он кажется невероятных, поистине исполинских размеров. И хотя он провёл на нём большую часть своей жизни, теперь всё никак не может к этому привыкнуть. К тому, что у него такой корабль.
Щиты Ривана всё ещё барахлили и работали с переменным успехом, но совсем скоро он снова поднимется в необъятную высоту космоса. Ему остаётся совсем немного, чтобы завершить многолетнее пребывание на поверхности планеты. Подходя к Ривану, Мэтиан как будто чувствует его на только ему одному понятном уровне, будто бы у них есть внутренняя связь: понимает, чувствует, осознает, насколько соскучились они оба по полёту на сверхскоростях, по всем маневрам, на какие Риван способен. Его корабль рвался ввысь, прожигая топливо в двигателях, запускаемых для тестов, говорил знакомым голосом ИИ, оживал, согреваемый возвращающейся на его борт командой. Кто-то уже полностью обустроился, кто-то ещё нет, но каждый уже побывал в своей каюте, вспоминая, каково это — быть всем вместе в пределах одного корабля.
Джайлс оказался в грузовом отсеке Ривана всего пару дней назад. Снова одна рыба съела другую. Теперь это больше походит на правду. Из мыслей достаёт голос одного из тех двоих, кто тащит за Мэтианом пленницу:
Куда её?
На секунду Мэтиан задумывается. У него два варината: либо её в камеру Ривана, либо запереть в грузовом отсеке Джайлса, что куда более безопасно, если рассматривать людей из команды, как угрозу. Однако доступ на личный корабль есть только у Мэтиана, а, значит, если что-то случится с Джайлсом, когда Мэтиана не будет на борту, значит, никто девушку достать оттуда не сможет. У него в планах, конечно, было дистанционное управление системой корабля, но она пока не была отлажена до конца и это усложняло ситуацию в разы.
— В камеру на нижнем уровне, — слова звучат как приговор.
Направляется туда первым, выбирая наиболее короткий путь, при котором будет меньше свидетелей. И, хотя работающие здесь люди прекрасно знают, что им платят ещё и за молчание, а установить, кто сболтнул лишнее, очень просто, это не исключает на все сто процентов того, что кто-то может захотеть подзаработать. С учётом того, что её отец не последний человек на этой планете, в ход от пустит все средства, чтобы найти дочь.

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/717644.png https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/949792.png https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/67319.png
Его больше нет 
Он всего лишь мёртвый
капитан
мёртвого космического корабля

0

9

«Блять, кто вы такие, чтобы лишать меня свободы?» — яркая, как вспышка сверхновой, мысль пронизывает голову, застревает где-то в сознании. В какой-то миг, очень короткий, длящийся не больше секунды, Кано чувствует, как страх отступает, позволяя злости захватить тело. Та подавляет инстинктивную потребность в безопасности, поэтому Кано, не обращая внимания на преступников, начинает пытаться освободиться.
Бесполезно.
Это очередная попытка выбраться на свободу ни к чему не приводит, лишь заставляет стяжку, которой связаны руки, сильнее впиваться в кожу. Кано мотает головой из стороны в сторону, безрезультатно пытаясь освободить рот от кляпа.
Ей хочется рыдать от своей беспомощности и страха. Тот пронизывает тело, с новой силой, как волной, накрывая. В голове какая-то муть, ничего конкретного. Сознание безуспешно пытается справиться с накатывающей паникой, но выдает череду ошибок в мозг. Кано чувствует, как от нервного перенапряжения её начинает бить мелкая дрожь, а перед глазами все идет ярко-сиреневыми пятнами.
Время хладнокровно отсчитывает секунды. С каждой в геометрической прогрессией уменьшаются шансы на спасение. Спустя каких-то полчаса становится ясно, что вернуться назад никогда не получится. Эта чудовищная мысль втискивается в мозг, где под её давлением гибнут остатки спокойствия. Которое, конечно, может еще остаться в измученном нервным напряжением теле.
«Давай, придумай что-нибудь», — бьет набатом в висках, но все критически оцененные варианты оказываются нерациональными. Выбраться нет никаких шансов. Был один единственный, когда Кано запихивали в ховер, вот только она его упустила. Теперь на свободе можно поставить крест. А то и на всей жизни.
Кто-то говорил, что жизнь бесценна, вот только эти преступники так не считают. Для них проще простого перерезать ей горло или пустить пулю в лоб, которая разнесет ей голову. И её жизнь вот так закончится, так и не успев расцвести ярко-алым красивым цветком. Она погибнет, а родные так и не узнают о её смерти. И пытаться доказать этим парням, что они должны считать по-другому — задача из разряда нереальных, помеченных отметкой «даже не пытайся».
Кано долгое время смотрит прямо перед собой, оставив всякие попытки выбраться на свободу. Думает о том, что её ждет. Невеселые мысли лезут в голову с методической настойчивостью, давая понять, что будущего у Кано больше нет. Скорее всего, ей осталось жить уже недолго, потому что преступники, даже если им привезут выкуп или согласятся на их условия, вряд ли её отпустят живой. В таких случаях выхода всего два: либо её найдут, либо убьют. Третьего не дано. И если первый вариант равняется нулю процентов, то второй увеличивается почти до ста.
Ховер начинает замедляться, куда-то поворачивает, дергается, будто пытается еще на какое-то время удержаться в воздухе. Кано завязывают глаза. Черная ткань не пропускает ни малейшего света, отчего становится до тошноты неуютно. Её берут под руки и заставляют встать. Она снова начинает пытаться вырваться, но её только дёргают за руку, прекращая попытки освободиться.
Хорош дергаться, деваха. Прибью, — рычит хриплым голосом кто-то на ухом, обдавая резким запахом сигарет. К горлу подкатывает комок, вызывая рефлекторный спазм.
Её ведут куда-то. Она абсолютно ничего не видит, поэтому спотыкается о порог. Её резко удерживают на ногах. Снова тихая ругань, видимо, боятся главного из них. Кано заводят внутрь космического корабля, опять куда-то ведут, чтобы, наконец, оставить в каком-то помещении. Снимают с глаз повязку, достают изо рта кляп, в ответ на что Кано начинает ругаться. Руки развязывают, чтобы прицепить за одну цепью к стене. Чтобы не пыталась сбежать, когда кто-то будет входить в камеру. Преступники понимают, что девчонка агрессивно настроена, но ехидно усмехаются, понимая, что она находится в их власти и ничего им не сделает. Один из них, жуя сигарету, подходит к ней и с минуту смотрит, оценивая. Кано испепеляет его взглядом, неломким, прямым.
Хороша деваха, — выносит вердикт. Кано понимает, что если бы не главный из них, который пообещал ей, что ничего с ней не случится, то он бы распустил руки и принялся бы к ней прикасаться. Но косвенный запрет на причинение ей какого-либо вреда маячит красной табличкой в головах этих ублюдков, поэтому они молча выходят из камеры и запирают её.
Чёрт, чёрт, чёрт, — бессмысленно повторяет Кано и ногой откидывает цепь от себя. Та со звоном стелется по полу, вызывая новый приступ паники. Рука прикована, так что шансов выбраться по-прежнему нет. Кано садится на пол и прислоняется спиной к стене, закрывает лицо руками. Не плачет. В её душе страх уступает место истерике, которая накрывает удушающими волнами, но Кано пытается её подавить. В голове до одури пусто, лишь стучат в висках удары сердца, заходящегося в тахикардии.
Что мне делать? Что, блять?!
Её голос отражается от стен, замирает по углам. Тишина, которая быстро поглощает его, пилит мозг, ввинчивается в него пустотой. Кано дышит через раз, словно её дыхание может навлечь дополнительные проблемы. Смотрит прямо перед собой. Взгляд цепляется за рисунок покрытия на полу. Больше ни за что. Кано поднимает голову, смотрит на потолок. Там все также удручающе. Она не может успокоить свои мысли даже таким простым разглядыванием окружающих предметов. Мысли мечутся, не останавливаясь на чем-то одном. Только сейчас Кано начинает чувствовать, что ей холодно. Она обнимает себя руками за плечи, чтобы унять дрожь, которая поселилась в теле и не хочет его покидать.
Собственная жизнь в этот момент кажется дешевкой, которую легко можно уничтожить, выкинуть, словно ненужный мусор. Ничтожная, пустая и ненужная, которая теперь не стоит никаких денег. Она просто так оборвется, и об этом никто не узнает. Никто не будет плакать, биться в истерике, все сойдет на нет, как волна, нахлынувшая на берег.
Вот только какова истинная цена жизни?

0

10

саунд: Hocico — Blinded Race

Оставшийся на дне чашки кофе давно остыл. В пепельнице догорает сигарета, наполовину превратившись в хлопья пепла. Тонкая линия едва заметного дыма ещё тянется от неё вверх. Почти не колышется, как будто замерла. Её Мэтиан видит в отражении лобового стекла, повернувшись к которому стоит. С этой стороны ангара выключен свет, а на капитанском мостике Ривана Мэтиан не стал его включать. Было достаточно того, который он оставил на лестнице, ведущей сюда, и в глубине помещения.
Руки против воли тянутся за второй. Непременно хочется начать новую, добить до фильтра и сломать, вминая в толстое стекло, зная, что следов на нём не останется. Это как ритуал, как действие, снимающее бесконечную тревогу. Здесь, на поверхности планеты, Мэтиан не чувствовал себя в безопасности. Без корабельных сканеров, бывших его глазами и чутьём одновременно, без бешеных скоростей космолёта, без его пушек и защитных щитов, переведённых в полную боевую готовность, — не чувствовал, ведь он жил так — с пистолетом в ближайшем доступе, с пальцем на спусковом и складным ножом у лодыжки. По-другому не умел. Его доверие к людям, с которыми он имел дело, и изворотливой судьбе было таким же, как количество кислорода в открытом космосе.
Живи Мэтиан иначе, не стоял бы сейчас на борту пиратского корабля, вмещающего в себя ещё и четырёхместный "Джайлс".
Раньше здесь, в отсеке управления Ривана, всегда были слышны голоса людей и ИИ, сигналы системы, фоновый шум двигателей, но сейчас — непривычная, чужеродная тишина. Корабль спал уже не первый год, убаюканный гравитацией Инве, переведённый в режим для тестирования систем, но каждый раз, когда Мэтиан приходил сюда, тишину эту будто слышал впервые. Не хотел к ней привыкать. Она оглушала.
Вторая сигарета всё-таки догорает между пальцев, отражаясь в стекле красной точкой.
Неделя. Так сказал главный механик, отвечающий за качество ремонта и сроки. Всего неделя отделяла команду и корабль от долгожданного полёта в космос. Они к этому долго готовились. Это возвращение в мир криминала было для них важным. Тем более у Мэтиана уже было на примете несколько прибыльных дел. Оставалось совсем немного — всех собрать на борту и покинуть опостылевшую Инве, где такая махина, как Риван больше походила на выпотрошенную рыбину, которую мёртвой выкинуло на пустынный берег. В его нутре уже давно перестали копаться, перебирать его, менять, по длинным коридорам больше не разносился гул стука работающих инструментов.
Здесь теперь были лишь тишина, время и мысли человека, оставшегося один на один с собой больше, чем на полчаса.
Когда девушку увели на нижний уровень, совесть Мэтиана заткнулась. Тогда были дела поважнее. Сейчас ничего не могло заглушить её звучание, всё более сильное и влезающее в чувства сначала лишь тонкими иглами. Заставить замолчать не получалось. Договориться — тоже, хотя рациональность и сейчас расставляла всё по фактам. Пути назад не было: цель похищена, её не вернуть, половина дела сделана, осталось немного, но самое сложное. И Мэтиан, стоя в этой тишине и темноте, мрачно думал о том, что ему следует делать дальше. А дальше следовало девчонку связанную запугать до истерики, бить до ссадин и крови, чтобы на снимающей это зверство камере было всё отчётливо видно. Чтоб это всё также отчётливо выжглось в памяти её непутёвого отца, когда тот просмотрит запись, которая после воспроизведения тут же сотрётся. Боль его дочери станет ценой за его ошибки. И, хотя Мэтиану было откровенно плевать на какого-то иннарианина, нарушившего правила игры, он видел в этом цену за свою собственную ошибку, которую допустил, однажды согласившись на опасный обмен — услугу за услугу.
Мэтиану вдруг кажется, что из всей вселенной только молчаливая машина его поймёт, и от этого хочется прижаться лбом к её холодному стеклу. Может, это позволит ему на короткий миг забыть о боли? Но Мэтиан упорно стоит прямо, скрестив руки на груди, отстраняясь — от порывов души, от мыслей, от чувств. В конце концов от самого себя.
В его жизни не было роскоши отталкиваться от своих желаний. На личное отношение к происходящему нужно плевать. Только расчёт. Бросив краткий взгляд на часы, понимает: пора идти к пленнице, запертой в нутре космолёта. Он оставил её больше, чем на полтора часа, зная, что ожидание в её положении страшно.
Мэтиан думал, что сможет за это время обуздать свои чувства. Не смог. Идёт так — запихнув их клочая под маску ублюдка, только вот надевается она с трудом.
Знакомые-забытые коридоры и лестницы ложатся под подошвы сапог пройденными метрами. Свернуть Мэтиану нужно лишь пару раз, остальной путь по прямой. Его Мэтиан не забыл, как и всё остальное. Перед дверью в камеру останавливается на несколько непозволительных секунд дольше и прокручивает электронный ключ-код в голове, задумавшись на миг. Потом с пада подключается к замку и вбивает пароль. Система считывает лицо и жизненные показатели, после чего пропускает. В последний момент, перед тем, как шагнуть в комнату, залитую тусклым светом одной бесперебойно работающей лампы, Мэтиан откидывает сомнения.
Это не он идёт в клетку к хищнику. Всё совсем наоборот.
Мэтиан видит пленницу сразу. Переступая порог, уже цепляет её взглядом и смотрит всё то время, пока идёт к ней. Руки девушки связаны за спиной; её приковали к стене, как какое-то животное, но, стоит отдать должное, сделали так, как он и велел — не тронули. Одежда цела, колени не разбиты, губы не вспенились по углам рта кровью.
Подходит, остановившись в метре от неё.
Ох, молчи, девочка, пока тебе не разрешили говорить. А гнева в ней больше, чем онемения от ужаса. Видимо, привыкла так — сама решать, не быть жертвой, а тут у неё какой-то ублюдок это забрал. И пусть не видит она сейчас его настоящего лица из-за активированного минуту назад ошейника, но взгляд его она очень хорошо может различить.
— Ну что, деваха, сама догадаешься или мне рассказать, что тебя ждёт?
Он мог бы протянуть руку, схватить за подбородок, заставляя смотреть на себя, мог бы влепить ей пощёчину за любое слово или взгляд, вот только садизмом Мэтиан никогда не страдал. Его жестокость была средством выживания, но никак не тем, что удовлетворяло его потребности. Но тот, кому потребовалась эта девчонка, всё же обратился по адресу: Мэтиан всегда отлично выполнял, что от него требовалось.

Подпись автора

https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/717644.png https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/949792.png https://forumupload.ru/uploads/001a/e8/7f/17/67319.png
Его больше нет 
Он всего лишь мёртвый
капитан
мёртвого космического корабля

0


Вы здесь » EoNA » Открытый космос » don't tell me what freedom is'


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно